В поисках синей птицы

Вот и вернулся. Издалёка.
Вы говорите — «постарел».
Жизнь хороша — и жизнь жестока,
Кто жил, — тот рано поседел.

Нашел ли счастье? Как ответишь?
Найти нашел, но птицы нет.
Когда ее заманят в сети,
Она тотчас меняет цвет.

Свободна птица. Коль свободна —
Как небо синее она,
А в клетке ворону подобна —
Несчастна и черным черна.

Любовь она. Любимой ради
Моря и горы я прошел
И в девичьем лучистом взгляде
Вдруг птицу синюю нашел.

И дружба тоже. Счастье дружбы,
Когда покинув суету,
Сомнений и печалей чужды
Мы ищем синюю мечту…

Но мне пора. Какое небо,
Как беспредельность хороша.
Мой добрый друг, к буханке хлеба
И счастья требует душа.

Уходит солнце, вечереет,
Дорога дальняя лежит.
Смотрите! Небосвод синеет!
Смотрите же, она летит!
_{^{Борис Ведьмин}}

Годы жизни (1915–1994)

18 октября 1915 г.  Родился в Ростове-на-Дону.
1928–31 гг. Учеба в Ставропольском строительном техникуме.
1933–1938 гг. Строительство Балхашского медеплавильного комбината на озере Балхаш.
1938 г. Действительная служба в Красной Армии.
1939–1940 гг. Сапер в войне с белофиннами на Петрозаводском  направлении.
1940–1941 гг. Конструктор в проектном бюро в Ставрополе.
22 июня 1941 г. – 1942 г. Сапер в БАО 677, 377 Сталинградской пехотной дивизии. Окружение под Харьковом.
1942–1945 гг. Плен в Австрии.
1946–1954 гг. Лагеря: Саров (Арзамас–16), Кузнецк, Тайшет.
1954–1955 гг. Прораб на стройках Москвы и Московской области.
1956–1988 гг. От прораба до начальника участка на строительстве жилых и производственных объектах Сергиева Посада.
1969–1991 гг. Первая поездка на Соловки. 26 раз на Соловках. Последняя поездка на Соловки.
1994 г.  Почетный житель Сергиева Посада.

Из рукописей фотохудожника

Из лагерных писем к сестре
Проектное балхашское бюро оказало мне неоценимую услугу, у меня явился Мыс Надежды, Остров Спасения. Хочется быть хорошим строителем-проектировщиком. Денно и нощно пополняю запас строительных знаний, чтобы хорошо делать то, что приходится делать сейчас. Видел многое: в памяти отложились наслоения домов, домиков, домищ. Расчетная формула тотчас же воплощается в зрительные образы. Ты должна понять, сестренка, — одно мы любим, тяготеем к нему, но должны делать, подчас, другое. Я больше всего люблю литературу, искусство, музыку, мне очень нравится содружество Ильфа и Петрова, но у меня не будет никакой возможности заниматься всем этим. Прежде всего, — строить крыши над головой, затем — всё остальное. Крыши над головой, очаги — против осеннего ненастья.
08.01.47

Мне пришлось пройти трудный путь, но он нисколько не хуже многих других. Я знаю свои силы и свои возможности, и в честном труде, честном соревновании — прошу любого из вас к столу. Пожалуйста, о чем хотите — самая многогранная, изумительная по времени и пространству, трудная и сказочная — прошла передо мной жизнь. Я не потерял в забытье ни одного дня, ни одного лица, ни одного события. Всё и все живут немеркнущей, нетускнеющей жизнью. Маленький толчок, секунда какая-то, и проходят перед глазами города и годы, друзья и любимые, встречи и знакомства, страшные минуты и очарованные дни, финская зима и тирольское небо.
Шесть лет Балхаша, где не забыто ни одно слово, ни один жест, ни дня встречи. Две войны, наконец! Финляндия, Ленинград, Белоруссия, Эстония, Румыния, Польша, Венгрия, Австрия, Германия. Развалины Берлина, запад–восток в первые дни мира. Сотни городов и сел, пройденных пешком с рюкзаком за плечами. Тысяча километров за 23 дня. Тироль, Альпы, Бавария, Мюнхен, Нюрнберг, Вена… Есть что вспомнить, есть о чем рассказать. Есть опыт и есть повод к такой любви Родины, родного угла, которая у немногих возможна. Нужно было на своей шкуре все перенести, узнать, взвесить, избавиться от ложных иллюзий и найти дорогу домой. Я мог навсегда ее потерять, но Бог миловал.
18.02.47

«…И синее-синее море»
В «Новый Ковчег» на новоселье пришел Валерий Генде-Роте. Снисходительно похлопал знакомцев по плечу и начал рассказ о тайнах мастерства, о секрете успеха, о кознях врагов, о ничтожно жалких копеечных расценках на фотошедевры и т.д. Похвалился своей японской и мюнхенской техникой, кодаком и фуджи…
А мы сидели со своими «Зенитами», ломаными-переломаными, перевязанными лейкопластырем, латаными-перелатанными, и понимали свое полное ничтожество перед этими искусами и возможностями сильных мира сего…
Ни валюты, ни возможностей покупать импортную технику и пленку у нас не было…
Но по-прежнему менялись времена года и на нашу долю оставалось вечное пиршество красок, и ничто не могло омрачить нашей радости, нашего счастья, нашей возможности купить отпускной билет на северный рейс Васьковского «ЛИ». И виделась Кириллова губа, цветущий вереск, белый песок и синее-синее море. Вытерпим, выдюжим, дождемся своей минутки: «„Соловецкие острова" — в накопитель! Поехали!»

«Мечта о хорошем снимке»
Вся жизнь — мечта о хорошем снимке, не о том, который кого-то удивит и вызовет несколько похвальных междометий, — о том, который жить поможет: «жить, чтобы снимать» — по рыцарскому девизу Клода Лелюша.

«Первая любовь»
Первая короткая встреча с фотографией в далекие 30-е годы. В Ставрополе после возвращения с той самой «незнаменитой» Финской. Начались поиски работы и проба сил в разных жанрах. Работал в проектном бюро и на первый заработок купил «ФЭД» 1940 года. Несколько месяцев первой любви и первые успехи, и публикации в местной газете. Потом долгая, долгая разлука. Война, плен, лагеря… до 1954 года.

«Нельзя Соловкам первую премию!»
… И вспомнился первый союзный конкурс в Москве, организованный Агентством печати «Новости». Получили приглашение: зал битком, Алла едва протиснулась на балкон.
Первая премия — «Праздник в Туве»; вторая — «Флаги на субботнике»; третья… уже не ждем, не вышло…
И вдруг на Кодак-карусели во весь экран — наш Остров!
Суворов объявил — четвертая!
Зал затопал: первая, первая, первая!
Суворов еле отбился: такой большой праздник (60 лет Октября) — нельзя Соловкам первую. Потом все подходили и говорили много теплых слов.
Это — дороже всех первых.
Ноябрь, 1977 г.

«Воздушные замки и алмазные брызги»
Мне казалось, что каждая тропинка в лесу хожена-перехожена тысячи раз, каждый камешек на морском берегу знаком в лицо, каждый цветок — добрый друг... Но стоило только выбраться из дому, и все началось сызнова — чудесное, сказочное, неповторимое... По дороге на Печак осыпается червонное золото осенних листьев. Можно весь день пролежать в душистом вереске, без устали смотреть в синее небо, на расплавленное серебро залива, слышать беспокойные крики чаек и, вдруг, затосковать над услышанным курлыканьем пролетевших на Печак журавлей... И быть сытым куском теплого хлеба и быть пьяным от глотка родниковой воды...
В час отлива, на голубом песке белые россыпи чаек. И можно рисовать на песке воздушные замки и бегать по теплым лужам, поднимая алмазные брызги...
Сергиев Посад. 1985 г.

«На Соловках зимой»
Дважды, в наши зимние побывки на Соловках мы ходили на лыжах к Заяцкому острову. Было боязно, когда лыжи неожиданно проваливались сквозь наст в талую воду, ледяную кашицу, пропитанную морским рассолом. К счастью, в таком рассоле лыжи не обмерзают и можно продолжать путь.
Вблизи «острова погибших кораблей», где были затоплены старые буксиры «Акмолинск» и др., мы увидели, как по склону Заяцкого острова пробегают какие-то черные тени. Напуганные рассказами о волках, которые иногда по льду прибегают с материка, мы решили укрыться на «Акмолинске». Собравшись с духом, в телеобъектив разглядели, что это были не волки, а олени. Стадо соловецких оленей, около тридцати голов…
В некоторые зимы, когда на острове выпадает особенно глубокий снег и трудно добраться к корму, олени с мыса Печак переходят через пролив на Заяцкий остров, где штормовые ветры сдувают со склонов почти весь снег и где добывать корм легче…
В ту зиму на Соловках почти у самого поселка пробегали в поисках корма лисы и зайцы. Соловецкие охотники на заветных тропках ставили силки и капканы, но лисы опережали охотников, и в капканах оставались только заячьи лапки.
Возле Переговорного камня на твердом насте берегового припая почти каждый день нам встречалась чернобурка, которая из лесу перебралась к береговым корягам…

«К заветному острову»
Антарктические чайки — крачки — прилетают на Соловки с берегов далекого острова Кергелен. Пролетев почти над всем миром более 16 тысяч километров, крачки спешат к узкой полоске Земли на Белом море — к острову Малая Муксалма…
Так и мы, услышав весной, призывные крики перелетных птиц, собираемся в путь-дорогу к заветному острову…
Между небом и морем, в жемчужном ожерелье тающих льдин смотрятся в воду замшелые крепостные стены. Не меркнущее солнце торопит приход весны, и в июне взрываются почки в березовых перелесках. Караваны птиц возвращаются к своим гнездам, и журавлиное курлыканье звучит над притихшими заливами и озерами. Две недели на Острове, две недели белых ночей и встреча с загадочными беломорскими миражами…

«Остров Гибели и Спасения»
…Знаю, читал, наслушался страшных рассказов про погружение по тьму. Видел на Голгофе ту страшную надпись на стенке в бараке, которая сегодня прошла по всем выставкам «Мемориала». И сам, как многие из моих современников пережил многое…
Потому всегда, на всех дорогах Острова с нами встречаются «души умерших людей»… Мы не умеем, но как можем, молимся об их упокоении…
И хотелось бы теплом наших сердец согреть эти бесприютные тени, этот Остров Гибели и Спасения…
На Анзере мы работали из последних сил с нашими штативами и железками в поисках синей птицы…. Увидеть и сохранить для всех хрупкую красоту анзерских пейзажей.
Пустынный берег одинокого северного острова. Пустынная дорога, убегающая по зеленому ковру нетоптаных трав. Наш Остров, наша дорога…. Трепещут под морским ветром цветы и трава. Белый песок и синее море…. Мы снова на Острове, в Кирилловой губе, и, не шелохнувшись, затаив дыхание, слушаем Страсти Баха и думаем про наш Остров и благодарим Бога за эту встречу…

«Штормит…»
Штормит наше житейское море. Все силы уходят на бесконечные «кто — кого»… Но только соединенными усилиями можно преобразить наши далекие и близкие Острова надежды…

О нем

«Пророчество незнакомца»

...Я вернулась с лодочной экскурсии вымокшая и продрогшая. Подошла к будочке билетерши, спряталась под навесом. Билетерша, молодая яркая женщина, которую Таня Кольцова окрестила «клумбой», сей раз не была занята интимной беседой с очередным нашим морячком. Я посетовала на дождь, уже неделю не проходивший. И тут услышала неожиданно: «Завтра дождь пройдет. Примета точная, много лет сбывается: приехал Ведьмин».
— Что за Ведьмин?
— А это я.
Перед нами стоял чужой, не соловецкий человек, в годах, грузный и с добрым лицом.
Я засмеялась.
А утром сияло солнышко и небо было чистым. Я вспомнила пророчество незнакомца, вспомнила его фамилию и мне стало весело.
С того давнишнего лета я узнала Бориса Викторовича и его жену.
Чаще всего я встречала их в лесу или на море. Борис Викторович неизменно был с фотоаппаратом. Иногда (уже зимой) он через кого-то передавал летние снимки для соловчан. Есть его снимки и слайды и в библиотеке музея. И в нашей газете не раз публиковались работы Бориса Викторовича — работы мастера, человека, глубоко любящего Соловки.
_{Антонина Мельник, редактор газеты «Соловецкий вестник»}

«Гений общения»
Те, кто хоть раз общались с ним, — а Бориса Викторовича как-то назвали «гением общения», — не могли не попасть под обаяние этого талантливого, мудрого, доброго человека. Будучи великолепным рассказчиком, он одинаково интересно и увлеченно говорил на любую тему, будь то поэзия или строительство, политика или фотография. Ученых мужей Борис Викторович поражал эрудицией, детей — яркостью своих многочисленных баек.
На мир он всегда смотрел, улыбаясь, глазами влюбленного человека.
Сам он впервые приехал на остров с женой Аллой Анатольевной по турпутевке в 1969 году и тогда же «осоловел». С тех пор, несмотря на все преграды (затруднения на работе, безденежье, болезни), он каждый год стремился на Остров и только здесь обретал Благодать. Казалось, что здесь все неразрешимые болезни разрешаются, болезни отступают, душа обретает покой.
Знал Борис Викторович и тайну обретения таких Соловков. Тайна эта проста. Она — в труде. В труде и молитве. О том, каким Борис Викторович был тружеником, знали все. О том, как спасла его молитва, он рассказывал немногим.
Когда-то в войну Борис Викторович попал в окружение. Немцы выстроили пленных в шеренгу, скомандовали: «Кто знает „Отче наш",— шаг вперед!» Знание молитвы спасло юного командира. Об этом Борис Викторович вспоминал как о чуде.
_{Петр Леонов, редактор и корреспондент «Соловецкого радио»}

«Для него существовало только вечное»
Я помню, как загорались его глаза и преображалось все лицо, когда разговор был интересным, и как он отключался и гас, если окружающие занимались бытовыми мелочами. Отключался на короткое время, чтобы после этого взять разговор в свои руки и сделать его увлекательным. Для него существовало только вечное, на остальное ему было жаль времени. А в результате он открывал своим собеседникам окружающий мир таким, каким они не могли его увидеть без его помощи.
Поразительно, что он видел красоту там, где другие ее не замечали. Еще более поразительно, что фотоаппарат в его руках послушно запечатлевал эту красоту, будто это был уже не оптический прибор, но живое существо, видящее мир глазами своего вдохновенного хозяина.
^{_{Михаил Менский, д.ф.-м.н., Физический институт РАН}}

«Являются ли фотографии искусством?»
Его фотографии не столько результат техники, сколько результат особого, редкостного дара видеть и чувствовать. Ю.С. Байковский, когда-то затеявший спор с Борисом Викторовичем, являются ли фотографии искусством, признал себя побежденным.
_{Татьяна Тимофеева, сотрудник Сергиево-Посадского музея-заповедника}

«С чем мы войдем в вечность?»
Он был богач только в одном: в любви к ближним. Все, что у нас есть, — жизнь, здоровье, молодость, крепкие средние годы, достойная старость, работа, призванье, ум, чуткость — все это может в одно мгновение уйти от нас, и тогда — что? С чем мы войдем в Вечность? В Вечность может войти только то, что принесло плод любви.
_{Наталья Алдошина, художник-реставратор Троице-Сергиевой Лавры}

Материал подготовлен редакцией совместно с А.А. Янышевой (Ведьминой)

О любви без слов
Наблюдения со многими «не»

В жизни есть такие вещи, — тонкие переживания, особое личное восприятие, любовь, — которые страшно спугнуть громким возгласом или широким жестом. Привыкнув делать многое публично и осмысленно, мы не замечаем, как теряем тайну детских, наивных образов, чистоту впечатлений, смазанную стандартными клише. Городская жизнь приучает нас мыслить шаблонно, кушать одинаковые блюда, надевать похожую одежду, ходить одними дорогами. Свобода выбора ограничивается его спектром. Вырываясь в леса, в море, на волю мы берем с собой свои комплексы, которые постепенно облетают, как шелуха, вместе с потраченными последними деньгами, обнажая естество, истинное Я.

Только не заботясь ни о чем внешнем, можно обрести единение с собой и природой, с Богом. Уйти в себя, отрешиться от действительности, хоть ненадолго, по силам не каждому. Вступают в силу извечные законы общества: окружающие хотят видеть, отчего ты такой счастливый, почему счастьем не делишься? Горе не интересно никому.

Фотограф-созерцатель, мыслящий как художник, счастлив вдвойне… Не изменяя натуру, можно подарить зрителю нежность наблюдения, удачу состояния, любовь Творца к Созданию и ребенка к Отцу. Трагические ассоциации легко закрыть философией, тяжелые воспоминания — контрастом трогательных повседневностей. Обмануть всех: друзей, прохожих очевидцев и равнодушных критиков, оставив для избранных тайну мощных чувств и подлёдный гул страсти, — шторма несбывшихся мечтаний в рамке видоискателя, застывшего на мгновение. Правее, левее, выше, ниже, — уже заурядность, виденная и признанная всеми.

Профессионализм фотографа складывается из небольшого количества простых, казалось бы, факторов. Быть в нужное время в определенном месте и сделать качественный снимок. Просто, — больше и чаще двигаться и не забывать аппаратуру. Но требуется еще прожить сознательно немалую часть жизни, пройти испытания, простить врагов, узнать и понять всех художников.

Знание — качественная форма бытия — отражается в фотоработах мастера глубиной выбора, ограниченного временными рамками. Живописец свободен в выборе средств и времени. Фотохудожник находится в границах возможностей техники. Новые цифровые технологии дают больше возможностей для экспозиции, но выхолащивают творческий подход безнаказанностью многих дублей, безответственностью перед неограниченным количеством кадров. Составить заранее сценарий фотосессии, запастись нужным количеством пленки, выбрать соответствующую аппаратуру, — работа режиссера, директора, и теперь еще продюсера или спонсора, но не истинного художника. Снять бурю на море, ледоход или таяние льдов на весеннем солнце невозможно по заказу, даже зная прогноз погоды. Большинство удачных кадров получаются неожиданно, как подарок Свыше, откровение среди будничных хлопот. Подгадав все факторы, ничего не стоит опоздать на секунды. Ожидая целый день нужного состояния, подобно снайперу, отвлекшись на мгновение, легко потерять цель. Превращая творческий поиск в ремесло, легко забыть о первоначальной идее. Да и была ли она?

И вот остается одна интуиция, обостренная щемящей бескорыстной нежностью, нематериальной любовью, светлой печалью, незаинтересованной в конечном результате.

Разве стоит объяснять словами чувства, которые непостижимы для самого автора. «Имеющий ухо да услышит, имеющий око да увидит»…
_{Вячеслав Клименков}