Альманах «Соловецкое море». № 11. 2012 г.

«Ответственность за чистоту своего сердца»

_{На борту судна в проливе Маточкин Шар}

— Батюшка, расскажите о своем пути на Новую Землю.

Родился в Москве. Думал пойти в физико-технический институт, куда мне предлагали поступать даже без экзаменов. Но я принадлежу к династии военно-морских офицеров, что по маме, что по отцу. Семьей было решено, что лучше мне служить. И вместо физтеха поехал в Петергоф в Высшее военно-морское училище радиоэлектроники, окончил его по специальности (если говорить гражданским языком) «военный компьютерщик» и начал служить на Северном флоте офицером плавсостава на тяжелом авианесущем крейсере «Баку», который потом стал называться «Адмирал флота Горшков».

Прослужив несколько лет, демобилизовался и вернулся в Петербург. Начал там с нуля заниматься бизнесом. Надо сказать, карьера строилась более чем успешно. Потом воцерковился, и духовник отправил меня в Москву поступать в Свято-Тихоновский богословский институт. Долго просился в иночество, и, наконец, благословили меня закончить бизнес-процессы и начать служить при храме. Это был московский храм Софии Премудрости Божией в Средних Садовниках у протоиерея Владимира Волгина. Там несколько лет подвизался алтарником и звонарем.

Потом стал помогать строящемуся храму Иоанна Кронштадтского в поселке Березник Виноградовского района Архангельской области и его настоятелю протоиерею Андрею Ермилову. На освящении храма в феврале 2006 г. он познакомил меня с владыкой Архангельским и Холмогорским Тихоном (Степановым). О. Андрей был в то время единственным священником на два района — Виноградовский и Шенкурский, и наш общий с ним духовник был не против, чтобы я стал помощником о. Андрею. Владыка предложил мне рукополагаться в Архангельской епархии целибатным священником. Мне дали три недели на завершение дел в Москве, а храм в селе Рочегда ждал нового иерея.

Но когда мы вновь встретились с владыкой для определения даты хиротонии так, чтобы по ледоставу успеть перебраться на правый берег Двины в Рочегду, он заговорил о монашестве и благословил писать прошение. Для меня это было большой неожиданностью — ведь к монашеству стремился достаточно долго. Лет восемь, наверное, просил, чтобы меня отпустили куда-нибудь на послушание, но было велено заниматься бизнесом, помогать в храме и учиться.

После монашеского пострига на Благовещение 2006 года состоялась моя диаконская хиротония. И за праздничным столом внезапно владыка Тихон объявил свою волю: «Иеродиакон Гавриил отправляется служить на Новую Землю». Это известие было неожиданностью не только для меня, но и для о. Андрея.

В день памяти царственных страстотерпцев 17 июля этого же года состоялась священническая хиротония. А в сентябре владыка полетел на освящение Свято-Никольского храма в Белушьей губе и представил прихожанам нового настоятеля. Так началось мое служение.

В 2007 году владыка благословил меня быть настоятелем храма на архипелаге Земля Франца-Иосифа. Приход расширился до 1200 километров (если считать по лётной карте от южной точки Новой Земли до северной точки Земли Франца-Иосифа).

_{Никольский храм и памятник свт. Николаю на архипелаге Земля Франца-Иосифа.}

Еще в XVII веке московский митрополит писал письмо игумену Феодосию в Антониево-Сийский монастырь отправить попа и дьячка на Новую Землю. К сожалению, пока не удалось выяснить, какова была его реакция, кого послали и на сколько. Основательные храмы и часовни на Новой Земле были построены в конце XIX века, когда началась плановая колонизация Новой Земли.

Сохранился Свято-Никольский храм 1913 года. Поселок за это время сместился от залива примерно на километр, поэтому стало затруднительно добираться до старого храма по непогоде. Сейчас он в таком состоянии, что его надо полностью восстанавливать. Это был храм-школа. В храме были алтарная и трапезная части, к ним примыкали учебные классы, квартира священника, склад учебных пособий, аптека. На главные праздники — Пасху, Троицу, Рождество Христово, престольный — мы, бывает, там служим вечерню или молебен. Если погода позволяет и белых мишек поблизости нет, то собираемся и идем крестным ходом от одного храма до другого. С воодушевлением — через сугробы, по морозцу, по ветерку. Молимся, возвращаемся обратно. Прихожане обычно этого задолго ждут.

Постоянные поселения местных жителей на архипелаге существовали до появления ядерного полигона в 1955 году. Как-то мне удалось встретиться с тремя братьями, живущими сейчас в Нарьян-Маре и жившими на Новой Земле до 1955 года. Года три назад они приезжали на Новую Землю. Братья с тоской смотрели на горы, на залив, и на мой вопрос, хотели бы они сюда вернуться, хором ответили «Да!»

— Что из себя представляет Ваш приход и приходская жизнь, которая, наверняка, сильно отличается от жизни в обычном поселке?

В поселке Белушья Губа живет 3,5 тысячи человек, из них примерно 800 «срочников». В 50 км находится поселок Рогачево с авиационной частью. 300 километров на север — пролив Маточкин Шар, а на нем — в зоне проводимых доныне ядерных испытаний — стоит часовня прп. Серафима Саровского и неподалеку от нее войсковая часть. Часовню поставили в 2004 г. — это старинная часовня, перенесенная с Поморского берега Белого моря. В прошлом году начали строить домовой храм в войсковой части. Это будет самый северный в мире богородичный храм — Тихвинской иконы Божией Матери. Очень много медведей — люди боятся ходить в часовню, туда надо добираться на вездеходе и желательно в сопровождении автоматчиков. Сложно, особенно полярной ночью.

До Земли Франца-Иосифа (ЗФИ) и обратно с Новой Земли добираться приходится в среднем месяц–полтора, с учетом сдвигов перелётов по погоде. Потому прилетаю всего несколько раз в год. Обычно на ЗФИ самолет прилетает вечером. Сначала встречи с людьми, общение, требы. Самое главное вечером — общение. А потом часа в два ночи начинается ночная литургия. Когда она заканчивается, уже наступает утро: садимся на самолет и улетаем обратно. У меня есть сильное желание задержаться там хотя бы на пару недель от борта до борта, чтобы наладить нормальную приходскую жизнь. В очередной раз мою мечту перенесли на февраль, когда будет побольше рейсов авиации. На архипелаге живет 35–40 человек. Есть женщины, детишки-дошколята. Это пограничное отделение «Нагурское», где стоит храм, и на острове Хейса — метеостанция, где по штату 5 метеорологов. В этом году при запуске метеозонда обгорел человек, а в сентябре еще одного мишка задрал. Надо бы мне добраться до метеостанции. Освятить ее, отслужить молебен на отгнание диких зверей. Двух человек из пяти за год потерять — это очень много.

— Много прихожан на Новой Земле?

Если считать прихожанами тех, кто хотя бы раз в год исповедуется и причащается, то, наверно, в Белушьей губе — это около ста человек.

— Чем отличается служение на Новой Земле от служения на материке?

Архипелаг — это возможность уединения. Здесь человеку Господь принудительно дает время подумать над тремя принципиально важными вопросами: «Кто я? Откуда я пришел? Куда я иду?» Страсти у людей те же самые, только проявляются в более жесткой форме.

Вообще Новая Земля на языке саами-самоедов называлась «норо я» — Божественная. А кто боги их шаманов? Духи смерти. И саамы, и наши предки в этих местах не селились, хотя на промысел ходили аж с XI века. И зверя разного здесь множество, и рыбы, и олешек пасти условия идеальные. А вот постоянно никто не жил. Об этом как-то сейчас забыли, хотя вспоминать надо бы. У замечательного православного писателя Бориса Шергина очень хорошо написано про Новую Землю. К людям, отправлявшимся на зимовку, относились тогда, как к космонавтам. Это были особые люди. Готовясь к зимовке, они обязательно брали с собой Следованную Псалтырь, прочитывали все службы суточного круга; они обязательно занимались рукоделием; они обязательно были не по одному. Иначе не выживали, потому что это место Господом не приспособлено для жизни. Сейчас, конечно, цивилизация: и магазины, и бассейн, и интернет, но Север остается Севером, а Новая Земля — землей, на которой люди никогда постоянно не жили.

Есть семьи военных, которые живут на Новой Земле и 10, и 15, и 20 лет. Ругают обстоятельства жизни, желают перевестись, но все равно не уезжают. Общеобразовательная школа, три детских сада; рождаемость, по словам администрации, выше, чем в Китае. Практически нет пожилых прихожан, пенсионеров. Многими прихожанами эта земля расценивается как стартовая площадка. Воцерковившись, они уедут на материк. Как гнездо, в котором птенцы становятся на крыло и улетают.

— Есть ли у вас воскресная школа?

Воскресной школы нет, и в ближайшее время, полагаю, не будет. Условия экстремальные для жизни, шестидневная рабочая и учебная недели, один выходной — выходит всего несколько часов, свободных от домашних хлопот. То, что люди вообще приходят в храм на Литургию, — уже слава Богу. Приходят по ветрам, по морозу, по непогоде. Если серьёзно начинает задувать, то уже подвиг только до храма дойти. Посоветовавшись с владыкой, мы решили школу не организовывать. Лучше участвовать в таинствах, исповедоваться, причащаться. Лучше это будет живая вера, чем рассказ о ней.

— Когда на Новую Землю приходит весна?

Весна воды наступает достаточно поздно, в июне. Навигация открывается в конце июля. Весна света приходит раньше. Это высокогорье, очень яркий солнечный свет, отражающийся от чистейшего снега. Организм ослаблен после зимы, бывают проявления цинги — не настолько, конечно, острые, когда зубы выпадают, но всё же полярную ночь никто не отменял. Человек ведь трехсоставен: ослабевшее тело уже не так поддерживает душу и дух. Плюс постоянное перевозбуждение мозга от яркого света. Наступает, к сожалению, пора обострения страстей. Возможны суициды. Пока печальная статистика такая: раз в два года мишка человека задирает, раз в два– три года случается суицид. На население в три тысячи человек — многовато.

— Передвигаетесь ли Вы по Новой Земле по каким-то надобностям, требам? И как?

Только вертолетом. До мыса Панкратьева 800 километров. Летаю я по любезному согласию военных занять место в вечно перегруженном вертолете. В лучшем случае, это один вертолет в месяц. Регулярно стараюсь выбираться в поселок Северный, что у Маточкина Шара, а так — как Бог даст. Получается 2–3 раза в год. Обычно я стараюсь туда попасть в навигацию. Корабль останавливается там на несколько дней для разгрузки-погрузки. За это время можно с бойцами спокойно поработать. Зимой стараюсь побывать там Великим Постом, пожить несколько недель. В войсковой части мало людей, нет возможности выйти на улицу и постоянная медвежья опасность.

— Вы были у нас в музее на выставке «Крест и маяк». На Новой Земле старые кресты Вам встречались?

Нет, это предмет интереса комплексной арктической экспедиции. Старые кресты для меня проплывают под вертолетом. В пределах поселков они не попадаются. Но новые кресты мы ставим. Мой предшественник игумен Иннокентий поставил крест на воинском кладбище. В прошлом году поставили 9-метровый лиственничный крест на историческом кладбище. Он встречает корабли, заходящие в бухту. Есть необходимость поставить крест в поселке Лагерное. Это поселок 1950-х годов на Маточкином Шаре, куда свозили жителей Новой Земли, дабы сделать новую столицу в связи со строительством ядерного полигона. Там есть кладбище. Заупокойные службы я пока служу на борту корабля, когда проходим мимо. Маточкин Шар — узкий пролив, всё рядом, как на ладони.

— Море — граница. Оно накладывает отпечаток на жизнь человека? Как Вы воспринимаете свое служение в таких экстремальных условиях?

Я воспринимаю свое служение примерно так, как говаривал Портос: «Я дерусь, потому что я дерусь». Да, Господь судил стать единственным священником в Северном Ледовитом океане, всей шапки земли. Это огромная ответственность. Ближайший священник от южного края нашего прихода — ещё 400 км на юг. Причем эти километры просто так не преодолеешь. Это место, где тундра пересекается проливом. Мое служение — не исключительность. Это необходимость предстояния, недостоинство предстояния Богу. Господь взял и поставил, чтобы кто-то служил и здесь Божественную Литургию. Кроме меня, это некому делать — поэтому возникает ответственность за себя и за чистоту своего сердца. Ответственность за прихожан. Кто еще будет просить об избавлении от злых зверей?..

Не сразу пришло, но пришло ощущение дома. На Земле Франца-Иосифа вынужденно появляюсь лишь несколько раз в году, прилетая на ночную службу. Но в этот раз, когда от самолета подвезли к зданию заставы, я вышел и меня посетила и здесь полнота ощущения дома. И теперь мой дом — не Москва, где родился. Не Питер, где произошло мое становление. Дом — это там, где кроме меня, никто не служит. Это не исключительность, это просто работа. Выполняя которую, надо быть честным, потому что у людей, живущих на архипелаге, нет альтернативы. Необходима ответственность за все свои слова и поступки. Оттолкнуть человека легко, а к другому священнику ему уже не попасть.

А еще — вынужденная покорность воле Божьей. Мне приходилось до 30 дней ждать вылета самолетом или вертушкой. Когда ждешь каждую минуту, что тебе скажут: через полчаса надо быть в аэропорту… Все дела завершены, и новые начинать не с руки — вроде как через несколько минут надо уже ехать. Когда в конце Литургии смотришь на телефон, нет ли пропущенного вызова, срочно всё завершать и мчаться в аэропорт. Приходилось и на взлетной полосе самолет догонять… И когда в таком состоянии пребываешь неделю–другую–месяц, то понимаешь, что от твоего желания и понимания полезности мало что зависит. Господь полностью располагает моим временем, моими силами, моим существованием. Это очень ощущается. В этом, пожалуй, и есть исключительность моего положения. Есть такое латиноамериканское выражение — «маньяна» — когда-нибудь потом, после дождичка в четверг. Начинаешь какой-нибудь новый проект, допустим, крест на кладбище хочешь поставить в поселке Лагерное, а Господь говорит: «Маньяна, подожди, всему свое время». Ты просто делаешь дело с полным осознанием для Кого ты это делаешь. И если это не входит в планы Того, для Кого ты это делаешь, — это очень заметно.

— Наш альманах называется «Соловецкое море»…

Каждый год стараюсь как минимум один раз пройти по большому кругу: Архангельск – Белушья губа – пролив Маточкин Шар – Архангельск или Мурманск. Один раз или два или побольше. Команды кораблей и судов воспринимают меня уже членом экипажа. И очень стремятся, чтобы батюшка с ними прошел. Потому что когда батюшка какую-нибудь святыню с собой везет, то по морю бежим, как по асфальту. Ни штормов, ни туманов, всё складно весьма получается.

Очень люблю на мостике вместе с ходовой вахтой сидеть. Мой дедушка начал воевать на фронте в 1941 году будучи курсантом училища Дзержинского. Боевые практики на флотах до 1945 года проходил, а лейтенантом ушёл воевать японцев, да так и остался на Тихоокеанском флоте. И никогда не умел правильно петь или играть на гитаре, но была у него любимая песня. Вот, наверное, как дед, в морях живу, как в своей стихии. Кроме своих архипелагов, я еще на корабле чувствую себя дома, особенно на выходах. И когда на мостик получается подняться в открытом море, то всякий раз вспоминаю, как проникновенно дед пел: «Я знаю друзья, что не жить мне без моря, как море мертво без меня». Похоже, что и я — человек моря.

— Что Вы пожелаете тем людям, которые приезжают на Соловки в первый раз?

Понять три вещи: кто ты, откуда ты пришел и куда ты идешь. Все люди начинают в равных условиях. Все люди заканчивают одинаковой встречей с Богом. Сущность у людей одна. Отрываясь от реалий жизни в мегаполисе, неизбежно привычных деталей материковой жизни, попробовать почувствовать, как может быть по-другому. Отбросить лишние детали, лишние привязанности, привычки, всю шелуху. И попробовать увидеть себя настоящего. И свое настоящее место в мире. Понять и принять — кем, куда и для чего поставил тебя Господь.

Беседовала Светлана Рапенкова

Версия для печати