SOLOVKI.INFO -> Соловецкие острова. Информационный портал.
Соловецкий морской музей
Достопримечательности Соловков. Интерактивная карта.
Соловецкая верфь








Интернет-приложение альманаха «Соловецкое море»

Цып-Наволок

Мыс Цып-Наволок

Вид с моря

Цып-Наволоцкий маяк

Проехав от Озерка через весь полуостров Рыбачий (60 км отняли у нас около 7 часов!), мы выехали на берег Баренцева моря, а вернее, Северного Ледовитого океана. Дорога пошла ровнее и скоро вдали показался мыс Цып-Наволок. Красно-белая башня маяка является хорошим ориентиром как с воды, так и с материка. Сейчас на мысу располагаются погранзастава, маячная служба и гидрометеостанция. Остановились мы у гостеприимных работников маяка в единственном жилом доме на берегу. Они же помогли нам на следующий день попасть на остров Большой Аникиев, который и был долгожданной целью нашего автопробега.

Комендант общежития

Александр Буйволов
с верным Акбаром

Маяк рядом

Вечер порадовал нас звездами и северным сиянием, а ночью в окно заглядывал недремлющий глаз маяка.

Большое спасибо коменданту погранзаставы, Александру Буйволову, Константину Нагаеву и Егорычу за теплый прием и помощь!

ЦЫП-НАВОЛОК

Старинное название Цып-Наволок, в документах XVI-XVII вв. встречается как Цым-Наволок.

Место это издавна было оживленным в отношении мореплавания.

Мимо мыса пролегают морские дороги, связывающие порты Кольского залива, Белого моря и рек Сибири с западными странами.

По преданию поморов, в районе Цып-Наволока, в частности в бухте Подшеей, в прошлом веке были лучшие становища Мурмана, где собиралось более 1000 рыбопромышленников ежегодно скапливалось до 50 судов.

Цып-Наволок в конце XIX в.

Цып-Наволок в 1870-х гг.

«Цып-Наволок был бы даже красивым местом, если бы только на нем было хоть сколько-нибудь леса; а то ничего нет, даже нет признаков кустарника, только голые сероватые скалы, кое-где поросшие травой. Роскошен собственно океан, и то в хорошую погоду, в бурю он неприятен, и даже не величествен. К такой громаде гораздо больше пристало спокойствие. Зато, как и хорош он в штиль, когда он остеклеет, по местному, чрезвычайно удачному выражению. Гладкая зеркальная поверхность расстилается на необъятное пространство; воздух так чист, что остров Кильдин, в 80 верстах, виден во всех подробностях. Вся бухта покрыта судами: тут стоят четыре больших судна, выдерживающие дальние морские плавания, до 20 местных судов (поморских и кольских), тоже морских, ходящих в Норвегию и Архангельск, около 30 норвежских ёл и до 150 шняк.

Шняка — промысловое беспалубное судно, служащее исключительно для лова рыбы. Она имеет в длину от пяти до семи сажен, а в ширину около двух с половиною аршин и больше. Шьется из досок и формой похожа на те лодки, которые делаются крестьянами на реках Ладожского бассейна: Волхове, Сяси, Паше, Свири и Ояти. Разница заключается в том, что лодки названных рек шьются посредством тонких и гибких еловых или можжевеловых веток, из простого теса, который пригибается к кокорам; в шняке же на два нижних ряда идут доски вытесанные, уже в готовой изогнутой форме, из целого бревна, и прошивается она крепкими бечевками. Поэтому первые стоят от 15 до 20 рублей, а шняка, вчерне, т.е. без оснастки, стоит до 60 рублей; оснастка шняки, как-то: устройство кормовой каюты, чердака, т.е. отделения для уборки рыбы, парусности и разных мелочей стоит еще до 60 рублей, поэтому не каждый помор имеет возможность обзавестись шнякой. Некоторые из них владеют несколькими шняками, пятью и больше, другие — одною, а многие не в состоянии пробрести шняки и идут в покрут, становятся покрученниками. Они идут партиями в четыре человека предлагать свои услуги шняковладельцу, т.е. берут его промысловую лодку, а сами становятся на ней рабочими. Из числа этих четырех один назначается кормчим, «корщиком», по местному выражению, а остальные — рядовыми.

Вот одна за другой побежали шняки на промысел и гордо несут свои надутые паруса. Дальше посреди моря подымается белый дымок, возле него другой, потом третий, четвертый и так до двадцати и больше. Это проходит стадо китов; они выбрасывают воду, захваченную вместе с рыбой; выпустит фонтан и подымет над водой свою черную, безобразную спину, согнет ее горбом и опять нырнет за рыбой. В другой стороне образовался движущийся остров из стаи чаек, напавших на мелкую рыбу, мойву. Мойва, спасаясь от трески, кинулась целыми миллионами на поверхность воды; ее такая масса, что чайки ходят по ней, как по сухой земле, балансируя только слегка раскрытыми крыльями. А там на горизонте, один за другим, тянутся заграничные корабли, пробирающиеся в Архангельск.

Недавно, а именно 21 мая, разразилась буря с северо-запада, на наших глазах волной опрокинуло килем вверх шняку и на ней четырех человек. Хотя это происходило саженях в 50 от берега и на берегу стоял народ с веревками и спасательными поплавками; но не было никакой возможности подать помощь. Берег в этом месте окаймлен острыми скалами, в которых волны бились как бешеные, подойти к воде нельзя было и за 15 сажен. Все четверо погибли.

Поморы представляют совершенно, особый тип, близко подходящий к днепровскому казачеству: удаль, пренебрежение опасностей, ненависть ко всему регулирующему. В них незаметно качеств стада, каждый из них единица, каждый сам по себе. В них нет мешковатости и неповоротливости, напротив, они чрезвычайно проворны и ловки, да и костюм их придает им особенную стройность. На них надета шерстяная вязаная куртка (бузурунка), брюки из толстой парусины и высокие охотничьи сапоги из моржовой кожи (бахилы); по праздникам, вместо бузурунки они надевают синюю матросскую рубаху. Такое одеяние чрезвычайно красиво и практично.

Поморы резко отличают их соседей норвежцев. Норвежцы осторожны, предусмотрительны, а поморы, чем больше опасности, тем становятся задорнее. Норвежцы выходят в море на ёлах, поморы на шняках. Норвежцы промышляют удобными снастями, а поморы ярусом.

Выражая благодарность за что-либо, поморы не причитают, как у нас внутри России: «дай вам Бог здоровья, счастья, богатства, хорошую невесту» и т. д., а говорят: «дай вам Бог здоровья и поветерь».

Около 15 июня Цып-наволокская губа начала понемногу пустеть. Одна за другой уходили шняки на русский берег, то есть на восточную часть Мурманского берега (от острова Кильдина до Семи островов) затем тронулись и мелкие поморские суда: шлюпы, ладьи, раньшины, наконец, пошли в Петербург и крупные суда, нагруженные соленою рыбой. В бухте остаются только суда не успевшие нагрузиться, да суда и шняки колян, числом около тридцати или сорока, не больше, но и кольские суда все уйдут к Петрову дню в Колу. Такой у них обычай. Этот день каждый колянин считает своим долгом провести в Коле. Как бы ни был удачен и выгоден промысел, он готов все бросить, а к 29 июня непременно пойдет в Колу. Большие суда провожаются с церемонией; как отходящее судно, так и остающиеся в бухте выкидывают флаги, точно также иллюминуются и береговые строения. Это напутственный привет.

Вайда-губа едва ли не самая богатая, в промышленном отношении, колония и становище Мурманского берега. Цып-наволоку она уступает только тем, что представляет слишком беспокойную стоянку для больших судов. Промыслы тут настолько же обильны, насколько и опасны. Оттого Вайда-губа — главное становище онежан. Я уже говорил, что их прозвали баронами; и такое прозвище как нельзя более идет к этому рослому, красивому и надменному народу, ничего не признающему, кроме своей собственной отваги. Что касается до общего типа этого поселения, то он отличается от Цып-Наволока только рельефностью разницы между норвежцами и поморами; оба эти типа доведены здесь до крайности. Осмотрительность и умение норвежцев противопоставляется отчаянности и ловкости онежан; прочность и стойкость ёлы — быстроте и увертливости шняки; наконец, широкая торговля норвежским ромом поддерживается поголовным пьянством, в котором, впрочем, участвуют уже не одни онежане, а в одной с ними мере, если не в большей, норвежцы и финляндцы» [1].

Цып-Наволок в 1890-х гг.

«Цып-Наволок в прежнее время был одним из самых многолюдных становищ, но ныне с переходом промыслов в Вайда-губу совершенно опустел. Здесь обширная больница Красного Креста имени вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны, церковь во имя Николая Чудотворца, состоящая в ведении Печенгского монастыря, несколько колонистов и фактория бр. Савиных, самых крупных скупщиков рыбы на Мурмане» [2].

Кольские норвежцы

Пер Йостад, основатель колонии. 1930-е гг.

Норвежская семья Ойен,
одна из первых, переселившихся
в Цып-Наволок. 1930-е гг.

Семья Ойен

Первые норвежцы отправились из Финнмарка на восток около 1860 г., привлеченные возможностями торговли и рыболовства, а также последовав приглашению Александра II поселиться на почти необитаемом тогда побережье. Большинство обосновалось в Цып-Наволоке. В 1929 г. 114 человек признавали себя норвежцами в Цып-Наволоке. Всего в Мурманском округе – районе, соответствующем в основном теперешней Мурманской области, – проживало тогда 167 норвежцев. Цып-Наволок был единственным местом, где норвежцы составляли большинство населения, и это сохранялось вплоть до 1940 г.

В 1930 г. началась коллективизация побережья Кольского полуострова. И хотя норвежские и финские рыбаки скептически относились к этой идее, у них не было выбора. Рыболовецкий колхоз «Полярная звезда» в Цып-Наволоке обзавелся несколькими небольшими моторными рыбацкими судами, часть которых даже носила норвежские имена, например, «Снеланн» и «Норвест». Главным источником доходов был промысел трески, пикши и лосося в море, а также сельди во фьордах. Охота на тюленя и гренландскую акулу давала дополнительный доход. Большинство семей имело небольшое домашнее хозяйство, несколько коров, свиней и овец. Кроме того, северные олени использовались в качестве транспортного средства, а их мясо шло в пищу. Норвежцы в Цып-Наволоке жили довольно хорошо в экономическом отношении, прежде всего потому, что были искусными рыбаками и хорошо умели использовать возможности, предоставляемые северной природой. Первые аресты произошли уже в 1930 г., но с полной силой эта трагедия обрушилась как на Цып-Наволок, так и на всю страну в целом, лишь в 1937 г. С 1930 по 1938 г. было расстреляно 17 человек из норвежской общины на Кольском полуострове. Около 25 мужчин и женщин попали в лагеря, и 10 из них не вернулись. Летом 1940 г. все норвежское население Цып-Наволока было принудительно переселено по постановлению НКВД, принятому в соответствии с приказом Сталина очистить пограничные районы от чужеродных элементов. Норвежцев сначала поселили на берегу Онежского озера в Карелии, однако после перехода Финляндии в наступление на Советский Союз в июне 1941 г. они были отправлены далее на восток, и большинство оказалось в Архангельской области. На норвежцев порой смотрели, как на возможных агентов норвежской и западной разведки, однако во время войны они оказались полезными для своего нового отечества. Многие норвежцы, в том числе братья Коре и Хокон Эйен, выполняли опасные задания в немецком тылу в Финнмарке. Оба брата позднее погибли в боях против немцев и были посмертно отмечены высокими наградами за подвиги. Участие норвежцев в войне способствовало тому, что после войны оставшимся в живых было разрешено вернуться на побережье Кольского полуострова, однако полуостров Рыбачий и Цып-Наволок стали закрытой военной зоной. Часть норвежцев обосновалась в Порт-Владимире, к западу от Мурманского фьорда. Большинство ассимилировалось с русскими [5].

Маяк

Вход на маяк

Большая Медведица

Северное сияние

Впервые о необходимости постройки маяка на мысе Гидрографический департамент заявил в 1874 г., когда в северо-восточной части Рыбачьего полуострова за год произошло 9 кораблекрушений из 23 на Белом и Баренцевом морях. В частности, в ночь на 30 мая во время бури затонуло сразу 5 русских шняк. Погибло 29 человек от 12 до 43 лет.

Понадобилось 20 с лишним лет на то, чтобы убедить чиновников, что стоимость маяка не входит ни в какое сравнение с ущербом, который терпит государство и частные лица из-за плохого ограждения от навигационных опасностей. К строительству приступили лишь в 1896 г. после специального решения правительства.

Возводил маяк отставной генерал-майор Геккель. Он выстроил его в 1,5 мили от оконечности мыса в виде небольшого деревянного домика с красной крышей и серой башенкой с маячным фонарем. В строй действующих маяк вступил 3 сентября 1896 г.

Маяк перестроили в 1933 г. На месте прежней башни соорудили деревянную широкую четырехгранную усеченную пирамиду высотой 18,7 м. В 1937 г. маяк оборудовали новейшим по тому времени радиомаяком РМС-3.

В 1975 г. вместо устаревшей башни на мысе возвели новую из монолитного железобетона конусообразной формы, окрашенную красными и белыми горизонтальными полосами. В стальном фонарном сооружении установили светооптический электрический вращающийся аппарат с огнем красного и белого переменно-проблескового действия. Высота башни от основания 32 м, высота огня от уровня моря 54 м. Дальность видимости огня 18 миль. В 1997 г. на мысе установлен новейший радиомаяк КРМ-400 [3].

Использованные источники:

1. А.П. Рыбачий полуостров: Воспоминания о поездке на Ледовитый океан //Русский вестник. 1876. № 9.
2. Путеводитель по Северу России: Архангельск. Белое море. Соловецкий монастырь. Мурманский берег. Новая земля. Печора / Сост. Д.Н.Островский. СПб., 1898.
3. А.А. Комарицын, В.И. Корякин, В.Г. Романов. Маяки России (исторические очерки). СПб., 2001.
4. Минкин А. Топонимы Мурмана. Мурманск, 1976.
5. Мортен Йентофт. Кольские норвежцы. М., 2007.
6. Интернет-портал "Кольские карты"
6. Википедия

Фотографии В. Бурсина, А. Лаушкина, С. Тюкиной

Версия для печати