Альманах «Соловецкое море». № 9. 2010 г.

Алла Иванова

В рамках изучения темы «Северные часовни» автором были исследованы материалы Государственного архива Архангельской области (ГААО) второй половины XIX в., отражающие бытование часовен в Поморье. Большая группа архивных документов посвящена постройке часовен промысловиками — выходцами с Архангельского Севера — в становищах-колониях, образованных в местах рыбного, зверобойного и лесного промыслов на островах Белого моря и на Мурманском берегу.

«Дело о постройке часовни в колонии Восточная Лица...» сформировано из документов 1888–1892 гг. (на 17 листах) и включает переписку благочинного священника 1-го Кольского благочиния с Духовной консисторией, акты освидетельствования, содержащие описание часовни, указы и выписки из журнала консистории. Дело привлекает внимание, поскольку хорошо показывает сложности, возникавшие при возведении часовен в то время, а также отражает важные особенности религиозной культуры жителей Поморья.

На Мурманском берегу, который простирался на 300 верст от мыса Святой Нос до Кольской губы, в 1873 г. насчитывалось около 46 временных пристанищ промышленников. Становища подразделялись на летние и вешние. Одиннадцать летних становищ располагались к западу до р. Лица. Это были временные привалы, на которые промышленники заходили только во время самого лова. В них находились простые печи для варки пищи. От становища Восточная Лица до Кольского залива располагались большей частью вешние становища. Многие состояли из нескольких изб, сараев, амбаров для соления и хранения рыбы, временных бань.

Вторая половина XIX в. характеризуется активизацией строительства часовен по всему Архангельскому Северу. Этому способствовало то, что указы Священного Синода 1853 и 1865 гг. снимали давний запрет на их постройку, введенный еще в 1707 г. в целях «борьбы с расколом» (большинство часовен вследствие этого запрета были уничтожены).

Несмотря на то что возведение часовен находилось под контролем церковного священноначалия и государственных органов, документы показывают, что инициаторами строительства часовен в становищах по-прежнему являлись либо местные колонисты (как русские, так и карелы), либо поморы, прибывшие на тресковый промысел. Механизм получения разрешения во всех случаях был одинаков. Рыбопромышленники, объединенные во временную общину, обращались с прошением к священнику близлежащего прихода через выборного старосту. Священник ходатайствовал о деле перед Архангельской и Холмогорской Духовной Консисторией. Пожертвования на строительство часовни собирали деньгами, частью улова, лесом. В некоторых случаях, возвращаясь весной на промысел, поморы привозили с собой уже готовый сруб. За основу брали архитектурный проект уже существующей постройки¹.

Неискушенные в богословии выходцы из поморских деревень, тем не менее, имели свое представление о мироздании. Символический образ чуждых земель в традиционной культуре поморов связан в основном с областью смерти, и «освящение места, занимаемого колонией», является устойчивой мотивацией возведения часовни во всех обнаруженных документах второй половины XIX в. В мифологическом плане освоение новых земель осмыслялось как наступление на нечистое пространство иного мира с целью его очищения. Данные археологических раскопок указывают, что многие становища были основаны в местах древнейших промыслов. Недалеко от некоторых из них были найдены каменные лабиринты, аналогичные лабиринтам Большого Заяцкого острова. Согласно гипотезе Л. Гуриной, исследователя лабиринтов на Кольском полуострове, возможно, «каменные лабиринты выстраивались для отправления обрядов культово-промысловой магии, которые должны были обеспечить, с одной стороны, успех в морском рыболовном и охотничьем промысле, с другой — воспроизводство промыслового стада»². Впоследствии десятки деревянных поклонных крестов отделили лабиринты и насыпи курганов от основанных промысловиками-христианами пристанищ. Языческую, нечистую, природу, разрушительность хаоса поморы усмиряли спасительной силой Животворящего Креста. По словам исследователя Русского Севера С.В. Максимова, именно христианские ценности русской жизни позволяли «русскому человеку укорениться на совершенно чуждой земле, воссоздать на колдовском иноверческом Мурмане маленький уголок Святой Руси, воплощенный в образе храма, отеческих гробов и пепелища...»³.

С момента подачи прошения благочинному до освидетельствования и освящения часовни проходило в лучшем случае несколько лет. Проводилось долгое расследование на предмет наличия «раскольников». Часто на документе появлялась резолюция «отказать». За самовольное же строительство грозило судебное разбирательство, как это произошло с выборным старостой колонистом Фомой Карповым Редькиным в становище Восточная Лица.

В 1888 г. колонист обратился с прошением к благочинному священнику. Он писал: «Лицкая Восточная колония, в которой я и сверх того 17 человек обоего пола проживает, отстоит от Тириберской церкви в 150 верстах, а от недавно освященной Гавриловской церкви в 110 верстах. За такою отдаленностью Лицкой колонии от церквей и по тем климатическим и общественным условиям края … мы лишены бываем возможности посетить храм Божий для общественной молитвы как в воскресные, так и праздничные дни. Вследствие этих причин крайне желательно для освящения места, занимаемого колонией, построить храм Божий в виде часовни в честь Успения Божией Матери. Покорнейше прошу… разрешить построить деревянную часовню на счет колонистов и рыбопромышленников, которых в летнее время находится более 100 человек»⁴.

В рапорте 1889 г. в Духовную Консисторию благочинный 1-го Кольского благочиния Алексей Шилов докладывал, что часовня строилась постепенно уже около четырех лет самовольно и была выстроена, не дождавшись решения Консистории. В результате против Фомы Карпова Редькина началось «полицейское расследование».

В рапорте 1891 г. священник Андрей Шилов вновь обратился в Духовную Консисторию и сообщил, что часовня до сих пор никем не освящена, что богослужение в ней совершается только тогда, когда «...командированному священнику случается быть для требоисправления в колонии. Посещают ее для богомоления местные колонисты и рыбопромышленники, из которых малая часть посещает часовню, так как почти поголовно приходят все раскольники»⁵. В целях поддержания христианской веры у промышленников и инородцев благочинный просил освятить часовню в ближайшее время.

Устроители часовни также вновь обратились с прошением, которое благочинный направил в Консисторию: «Мы, отправляясь с сего места в открытое море для морских промыслов, чувствуем потребность помолиться и попросить у Господа помощи о благолепном плавании среди льдов, о промысле как единственном средстве добыть себе насущный хлеб при неимении хлебопашества и успешном возвращении к своей семье…»⁶

Следует отметить, что суровость промысловой практики морских промышленников породила особый строй ритуальных действий, связанным с уходом в море и возвращением назад. Собираясь в дорогу, поморы прощались с родными, соседями, испрашивая у них прощения. «Подобное восприятие моря как порога и преддверия иного, потустороннего мира, наделяло мореплавание глубочайшим религиозным смыслом, пронизывающем все мельчайшие подробности и детали морской культуры», — пишет Н.М. Теребихин⁷.

В ответ на упорство лицких рыбопромышленников Духовная Консистория предложила построить в колонии церковь. Местные колонисты и рыбопромышленники ответили, что не отказываются построить церковь, «только с тем, чтобы не была уничтожена часовня».

К прошению благочинным священником был приложен план становища с указанием места расположения часовни и предполагаемой церкви, а также план часовни⁸. В описании священник Алексей Шилов писал: «Здание состоит из двух отделений. Часовня длиною две сажени десять вершков, шириной две сажени девять вершков, вышина одна сажень 17 вершков. При ней паперть длиною одна сажень и пять вершков. Строение крыто тесом на четыре ската. На восточной стене поставлен восьмиконечный крест. В большом помещении находится иконостас с иконами, шкаф для свечей, стол, шкаф для книг. Вещи эти были привезены по весне из Соловецкого монастыря приходящими туда монахами и послушниками для рыбной ловли»⁹.

Сообщение о том, что благоустроением часовни занимались монахи и послушники Соловецкого монастыря, изменило решение Духовной Консистории. Поморы традиционно проходили послушание в Соловецком монастыре, воцерковляясь и упражняясь в молитве. О единстве сакрального пространства моря и монастыря писал Н.М. Теребихин: «Праздничная смерть роднит помора и монаха-схимника, смысл жизни которого — умирание заживо»¹⁰.

В рапорте благочинного Алексея Шилова от 19 декабря 1891 г. сообщается, что «2 мая сего года командированным священником Юлианом Зуевым … была освящена самовольно построенная часовня в Восточной Лице при становом приставе и сторонних лицах»¹¹.

Описание внутреннего пространства часовни отражено в «Акте освидетельствования...», составленном в 1892 г. Соловецкие монахи, благоустроители часовни, перенесли в место своего временного проживания образы небесных покровителей монастыря, близкие поморам и любимые ими: «...В часовне у восточной стены находится иконостас в одном поставе столярной хорошей работы; покрыт «лаком под мрамор» и возглавлен четырехконечным деревянным крестом. В пяти гнездах иконостаса помещено пять местных икон художественной работы. Храмовая икона в честь Успения Божией Матери. Справа от нее — иконы святого митрополита Филиппа и преподобного Зосимы Соловецкого, с левой стороны святого Николая Чудотворца и преподобного Савватия Соловецкого. Иконы в золоченых рамах, но без стекол. Перед ними висит пять лампад. Из других вещей при часовне находятся четыре пядничных иконы — по две с той и другой стороны иконостаса». Перед иконостасом был поставлен столик, на котором находился восьмиконечный медный крест и Евангелие на «славянском и русском наречии писано в два столбца».

Освидетельствование и освящение часовни поставили точку в этой истории. Выписка из Журнала Духовной Консистории гласила: «Консистория велит прекратить преследование строителя часовни, приговоренного к суду за самовольное ее устройство вследствие того, что она устроена по-православному»¹².

История об устройстве рыбопромышленниками и монахами Соловецкого монастыря маленькой часовни, одной из множества, возведенных в местах поморских промыслов, является ярким свидетельством проявления глубоко религиозного чувства населения Поморского Севера.

Иванова Алла Ивановна

Архангельский искусствовед, специалист по интерьерам и церковной архитектуре. Работала заместителем директора Архангельского областного краеведческого музея и научным сотрудником Музея деревянного зодчества «Малые Карелы». В настоящее время живет в Австралии.

¹ Иванова А.И. 1) Священная ономастика часовен в местах поморских промыслов // Поморские чтения по семиотике культуры. Архангельск, 2006. С.161–178; 2) Северные часовни в правовом пространстве // Поморские чтения по семиотике культуры. Архангельск, 2007. С.186–198.
² Цит. по: Мартынов А.Я. Древними тропами Соловецких островов. М., 2006. С.137.
³ Максимов С.В. Год на Севере. Архангельск, 1984. С. 7.
⁴ ГААО. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1040. Л. 7.
⁵ Там же. Л. 9.
⁶ Там же. Л. 6 об. – 7, 12.
⁷ Теребихин Н.М. Лукоморье. Архангельск, 1999. С. 73.
⁸ ГААО. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1040. Л. 13.
⁹ Там же.
¹⁰ Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск, 1993. С. 33–34.
¹¹ ГААО. Ф. 29. Оп. 3. Д. 1040. Л. 15 об.
¹² Там же. Л. 16.

Версия для печати