Альманах «Соловецкое море». № 9. 2010 г.

Павел Башмаков

Особенности беломорского судоходства определяются сезонной навигацией, значительным перепадом глубин, изрезанностью берегов материка и многочисленных островов, широкой литоральной зоной, низкой температурой воды, неустойчивыми погодными условиями. Знание «морских ходов» и примет местности находило выражение в оформлении освоенного морского пространства и его священных центров.

Образный строй соловецкой архитектуры насыщен морской символикой. Монастырская крепость, построенная по начертанию вологодского зодчего Ивана Михайлова, имеет форму корабля. Над основным объемом Спасо-Преображенского собора поднимается высокий конусообразный барабан с вертикальными окнами в каждой из восьми граней. Когда во время вечерней службы в храме зажигали паникадило, его блики были видны на голомяни (в открытом море), указывая мореходам путь к бухте Благополучия. «Яко светильницы явистеся всесветлии, во отоце окиана-моря, преподобнии отцы наши Зосимо, Савватие и Германе», — сказано в тропаре преподобным отцам Соловецким. Святость подобна свету, и указывает мирянам путь к спасению. В 1861 г. действующий маяк устроен в Вознесенской церкви на горе Секирной.

В глубинах культуры Поморья отражены образы храма и маяка, корабля и дома, поклонного креста и мачты. Хождение по водам соотносится со странствием по житейскому морю. Крестьянские избы — пятистенки («хоромины») — напоминают лодии, плывущие по житейскому океану. Килевая часть судна и несущая балка дома называются одинаково — «матица». Хоромина — храм. Церковь, подобно кораблю, приводит человека в Царство Небесное. Судно — суд — испытание. Корабль — короб — гроб. Дом — домовина. Берега оформляют знаки перехода, движения к обетованной цели.

Поморы говорили: «Островито наше морюшко: прислону¹ в ём много». «Прислоны» отмечены церквями, часовнями, обетными крестами, холмами, приметными скалами и гуриями — насыпями, сложенными из камней. Мореходные книги — лоции — отмечают береговые ориентиры — «гурьеватые наволоки», «крестоватые сопки» и «взглавья». Деревянные кресты ориентированы по сторонам света. Указывают опасные места, подходы к берегу. Иногда на мачте и перекладинах крестов встречаются надписи, рисунки. В них могли быть врезаны медные иконы. Крест — орудие спасения, выражение благодарности за спасение и, одновременно, — навигационный знак.

Знатоком маячного дела и навигационной практики в Беломорье в начале XX в. был Павел Иванович Башмаков. Предлагаем вниманию читателей фрагменты его исследований, изданных в 1920–1930-е гг. небольшим тиражом. Цитируемые книги принадлежат известному архангельскому коллекционеру Александру Ивановичу Сидорову. Названия разделов даны редакцией в соответствии с их содержанием.

Василий Матонин

При плавании в виду берегов и для лучшего опознания берега, чтобы миновать мели, подводные камни и рифы, устанавливаются навигационные знаки, вышки, створы, маяки. Башни и знаки, имеющие в верхней части осветительные лампы называются «береговыми маяками» и «огнями». Обычно их устанавливали как можно выше над морем. Берег, к которому приближаются мореплаватели со стороны открытого моря, освещается таким образом, чтобы за 40 миль предупредить мореплавателей о его приближении. У каждого маяка свой характер². По принятым правилам мореходства маяки должны таким образом располагаться по отношению друг к другу, чтобы горизонты их видимости пересекались между собой. Маяки как бы принимают и предостерегают о близости к берегу идущие с моря корабли. Поэтому их называют «приемными или предостерегательными». В зависимости от задачи мореплавания, которую решает тот или иной маяк, их могут называть «шхерными» или «указательными»³.

Возникновение маяков в России современно зарождению русского флота. Слово «маяк» в документах петровского времени не всегда употребляется в современном значении и одинаково относится как к костру, разложенному просто на земле или на особенно устроенном «столбу» (башне), так и ко всякому знаку, построенному на берегу или на воде, для указания фарватера.

Хотя Белое море и берега Северного Ледовитого океана от границ с Норвегией на западе и на востоке до Карского моря и далее до сибирских рек искони принадлежали России, однако до начала XVIII столетия на них не было ни маяков, ни опознавательных знаков, так как не существовало тогда еще и русского флота.

Местные промышленники и рыболовы в своих прибрежных плаваниях для опознания входов в становища издавна пользовались различного рода естественными приметами, крестами, поставленными ими по той или иной причине, или же кучами камней, сложенными на береговых возвышенностях и называющихся на языке поморов «гуриями».

Не считая временных маяков, в конце царствования Петра существовали следующие постоянные маяки, включая перешедшие от Швеции к России: Рогервикский, Котлинский (Толбухин), Кокшхерский и Лондонский (построенный на том месте, где разбился корабль «Лондон» в устье Невы).

При указах о постройке маяков, Петр иногда прилагал и собственноручный схематический чертеж предполагаемого сооружения с указаниями общего характера; например, при указе о постройке каменного Котлинского маяка, внизу, на схематическом чертеже маяка, рукою Петра приписано: «протчее дается на волю архитекту».

Для проживания людей, наблюдавших за маяками, ставились вблизи избы, имевшие размеры «в полтретья или трех сажаней», причем для удобства надзора избы ставились так, «что окончины их были против самого огня, чтобы можно было смотреть».

Освещение маяков производилось различно, но в большинстве случаев употреблялись дрова, сухой фашинник⁴ и реже «заморской» или «голландской» уголь. Дрова и фашинник заготовлялись обыкновенно крестьянами близлежащих селений по 30 копеек за одну сажень дров и по одной копейке за вязку фашинника толщиною от 9 до 11 дюймов. Должно быть, крестьяне иногда отказывались от этой работы, так как в одном предписании адмирала Крюйса на имя гофмейстера Семена Нехина о заготовке для маяков дров и фашинника, между прочим, говорится, что «буде же за оную цену мужики наши не похотят охотою приготовлять, то принудить их за такое упрямство и без платежа».

Общее количество дров, сжигавшихся на маяках, в точности не известно, но что оно было значительным, можно видеть из донесения в 1719 г. ревельского обер-коменданта Фандельдина кабинет-секретарю Маркову, в котором Фандельдин сообщает, что «в то маячное жжение дров исходит многое число». Затем относительно Дагерортского маяка известно, что на нем ежегодно сжигалось около 900 сажен дров, а на верхнем Гогландском, кроме 250 саженей дров, еще до 1500 пудов угля⁵.

Беломорские маяки

На Белом море за все XVIII столетие правительством не было построено ни одного постоянного маяка, и хотя в 1729 г. Адмиралтейств-Коллегия и предписывала Архангельской Губернской Канцелярии построить «ради знания приходящих к порту кораблям» башню на Мудьюгском острове, отдав работу ее с торгов, но так как мастеров на такое дело не нашлось, то и постройка башни не состоялась. Даже девять временных учреждений этого рода устраивались только по главным Двинским фарватерам, начиная от взморья до Архангельска, причем «маяки» эти зажигались лишь в случаях ожидания прихода с моря военных судов. Они представляли из себя смоляные бочки, поставляемые для этой цели местным купечеством, а для наблюдения за исправным горением их назначались особые команды от Архангельского гарнизона. В начале 1740-х гг. были построены опознавательные знаки в р. Сев. Двине, на островах Мудьюгском, Лебедине, Быкове, Моржове и Бревеннике.

В 70-х гг. ХVIII столетия, с началом лесной торговой деятельности в г. Онеге англичанина Гома, последним был построен деревянный маяк на острове Жижгине и поселена при нем, организованная Гомом же, артель лоцманов из крестьян селения Лямцы для проводки судов в Онегу. В 1780-х гг., когда деятельность Гома прекратилась, окончилось и освещение этого первого Беломорского маяка. Деятельность же лоцманов, составивших частную артель, продолжалась во все последующее время до 1816 г., когда правительством было образовано из них «Онежское Общество лоцманов». В 1840 г. лоцманы переселились с острова Жижгинска на мыс Летний Орлов⁶.

В 1818 г. на о-ве Мудьюге построена пара неосвещаемых створных знаков, а прежняя башня была перенесена на Никольскую косу, к северу от острова, и туда же переведена вахта лоцманов. Были построены опознавательные башни на мысах Пулонге, Терском Орлове, на острове Сосновце. В 1830 г. начата постройка маяка на Мудьюге — первого каменного маяка на Белом море — и окончена в 1838 г.⁷

В 1836 г. английский консул в Архангельске по просьбе капитанов английских коммерческих судов в письме на имя Главного Командира Архангельского порта контр-адмирала Сулима изложил свое мнение относительно мер, которые должны принести значительное облегчение к производству торговли в здешнем крае. Консул считал необходимым разместить в некоторых местах Белого моря освещаемые маяки, снять точные и надежные рисунки с мысов и носов, переменить и исправить лоцманскую систему, внести ясное различение корабельного фарватера северной Двины.

К 1841 г. были построены Моржовский, Жижгинский и Орловский маяки. Остальные — в 1870-х гг. Маяки освещались масляными лампами. Вместо деревянных и каменных маяков стали возводиться чугунные и железные, более дешевые и быстро устанавливаемые ⁸. В 1874 г. на Святоносском маяке в Белом море впервые в России установлен туманный сигнальный аппарат — паровой свисток Гольмса.

Был проведен ряд мер, направленных к улучшению быта маячных служащих, особенно на беломорских маяках, где изолированность последних в зимнее время, тяжелые климатические и местные условия делают жизнь на них исключительно трудной. С этою целью было разрешено ежегодно включать в смету Гидрографического Департамента для каждого маяка определенную сумму на приобретение книг, учебных пособий и орудий для звероловства и рыболовства, а для огородов и под пастбища для скота были отведены участки земли. Толчком, побудившим к введению указанных выше мер, послужил случай смерти от цинги всего личного состава (4 человека) Жужмуйского маяка на Белом море в зиму 1872–1873 гг. Впрочем, этот случай на Беломорских маяках не был первым и единственным. Так, в 1857 г. умерла от цинги вся команда Моржовского маяка, а в зиму 1863–1864 гг. от той же болезни умерло 7 матросов на Святоносском маяке⁹.

В Белом море и Северном Ледовитом океане были построены избы-приюты в местах, где чаще всего происходили крушения судов и где не имелось по близости населенных пунктов. Поводом к устройству этих изб послужила гибель почти ста иностранных судов и большого числа русских во время шторма необычайной силы, случившегося осенью 1867 г. Экипажи погибших судов, достигая после невероятных трудностей неприветливых и суровых берегов Беломорья и Мурмана, не находили на них спасения и гибли на больших неизвестных и трудных переходах, то среди тундр, то среди скал, в поисках селения, где бы они могли получить пищу и приют. С 1877 г. в наиболее опасном месте Белого моря, у Орловских кошек, для той же цели оказания помощи терпящим бедствие, начал крейсеровать спасательный крейсер-бот, построенный в Архангельске¹⁰.

В период времени с 1896 по 1899 г. были построены на Мурманском побережье первые маяки, числом семь, и установлена одна пневматическая сирена. До упомянутого времени на берегах этой части Северного Ледовитого океана, примыкающей к России, не было ни одного маячного огня и, быть может, они не появились бы здесь еще долгие годы, если бы не чрезвычайно бурная осень 1894 г., когда в один из жесточайших штормов, в одну только ночь погибло около 30 поморских судов, главным образом, благодаря отсутствию маячных огней, которые бы ограждали входы в становища¹¹.

На Белом море и Мурманском берегу с 1914 по 1918 гг. количество предостерегательных огней увеличилось на 24, створных огней — на семь, туманных предостерегательных станций — на две¹².

Условия маячной жизни и быта

На каждом маяке имеется смотритель, который является во всех отношениях ответственным лицом за него. Он имеет в своем подчинении положенное число служащих, называющихся маячными служителями, из которых один назначается ему помощником и замещает его в случае отлучки с маяка или болезни. Число служащих для каждого маяка определяется смотря по разряду его, т. е. величине, способу освещения, а также обусловливается количеством другой работы, например, производством туманных сигналов, если последние имеются на данном маяке, наличием спасательной станции, ведением гидрометеорологических наблюдений, телефонной связи и бывает в общем от 2 до 6 человек.

Главнейшею обязанностью всех служащих является исправное освещение маяка, заключающееся в том, чтобы маячный огонь аккуратно зажигался с заходом солнца и ярко и исправно горел в продолжение всей ночи — до восхода солнца, когда огонь гасится¹³.

Служба на маяках, не отличаясь разнообразностью занятий, относится к самым ответственным, и от служебного персонала требует самого аккуратного и добросовестного отношения, от чего зависит участь многих судов, особенно во время штормов и туманов, когда единственным для мореплавателя спасением является огонь маяка или звук туманного сигнала.

Условия жизни на маяках далеко не везде одинаковы. В тех случаях, когда маяки находятся вблизи портов или населенных мест, с которыми имеются прекрасные пути сообщения, условия жизни на них иногда весьма благоприятны, но таких маяков очень немного. Большинство же их находится в местах с весьма неблагоприятными климатическими и местными условиями, так как наиболее неприветливые и опасные берега океанов и морей, уединенные острова, а иногда и отдельные скалы более всего нуждаются в ограждении маяками. Многие из них, находясь на высоких, неприступных и скалистых берегах или островах, часто лишенных всякой растительности, удалены от ближайших населенных пунктов на десятки верст и не имеют береговых путей сообщения.

Нередко местность, окружающая маяк, имеет такой дикий, хаотический характер, что только около маяка имеется более или менее удобное место для расположения домов и других зданий, не говоря уже о пастбище для домашнего скота или огорода. Беспорядочное нагромождение обломков скал разной величины окружают маяк со всех сторон и представляют неприступную ограду. В местностях с подобными топографическими условиями доставка на маяк от места выгрузки всевозможных материалов и продуктов представляет чрезвычайно тяжелый труд.

Значительная часть лета, не говоря уже об осени, проходит в продолжительных туманах и дождях, отчего окружающая местность становится еще более неприглядной. Понятно, что жизнь в такой неприветливой обстановке делается еще более скучной и однообразной зимою, когда многие маяки в течение нескольких месяцев бывают совершенно отрезаны от окружающего мира и предоставлены во всех отношениях только самим себе, когда продолжительные и жестокие вьюги, скрывая в бешеных вихрях снега все окружающее, не позволяют сутками выходить наружу и при этом так заметают всё сугробами снега, что нередко можно выбраться из дому лишь через чердак.

В жизни маяков не исключены случаи, когда вследствие малопродуманного применительно к климатическим условиям снабжения маяков провизией все обитатели его один за другим умирали от цинги, этого страшного бича полярных стран. Хотя справедливость требует заметить, что большая доля вины падает также и на самих несчастных, во-первых, малодеятельных и даже ленивых, а во-вторых, беспечных и халатных, так как ни в начале появления болезни, ни в процессе развития ее ими не предпринималось для борьбы с нею никаких мер¹⁴.

Трагедия на Жужмуйском маяке

На маяке проживали доставленные в конце 1872 г. смотритель, подпоручик Корпуса Флотских Штурманов Мехреньгин и с ним три человека служителей, из которых два были отставными матросами и один — архангельский мещанин. Все они были люди не семейные.

Красноречивое представление о том, что произошло на Жужмуйском маяке, дает медицинский журнал, составленный врачом, председателем комиссии, которой было поручено расследование этой печальной истории. «…Рейс сделан был на Жужмуйский маяк вследствие донесения прапорщика Хозяинова¹⁵, через Соловецкий пароход, о смерти смотрителя и трех человек прислуги на острове Жужмуе. Вследствие глухого донесения пошли по городу слухи об убийстве и грабеже, и шхуна в тот же день вечером отправилась в море к Жужмуйскому маяку, где должен был дожидаться прапорщик Хозяинов, которого взявши на шхуну, отправились на Жужмуйский остров…

Здесь представилась сцена, с одной стороны, наводящая скорбь, а с другой, невольно грустную досаду, так как вдруг умирает вся команда и сам смотритель от цинги, как это было выяснено впоследствии.

Увидав первого покойника в сарае, отстоящем от маяка около 200 сажен, исчезла всякая мысль об убийстве и грабеже, которой, впрочем, и прежде я не особенно верил, зная хорошо, что на маяках грабить вообще нечего, кроме провизии.

Что же оказалось? Смотритель лежит на кровати, одетый в пальто, а на ногах — большие шерстяные чулки; все тело имеет вид мумиевидный. Один из рабочих лежит (в кухне) на лавке, навзничь, правая рука и правая нога полуспущены со скамейки, и труп прикрыт полушубком. Второй (в кухне же) лежит на полу к образному углу под столом в положении земного поклона. Такое положение указывает на то, что он умер последним, не имея уже при себе никакого спасающего.

Осмотрев обстоятельно первого покойника, видно было, что были руки, которые несли его от казармы до сарая, и уложили, как вообще укладывают покойников. На нем было одето чистое белье, и труп покрыт одеялом. Не оказывается никакого сомнения, что он вынесен из казармы товарищами с участием смотрителя, но не погребен потому единственно, что в то время бывают и снега глубокие, и земля оказывается значительно промерзшею и, что всего важнее, что у них уже, как видно, мало было силы для таких трудов, и они отложили погребение до укрепления своих сил, но надежда, как оказалось, была тщетна…

Что же найдено вокруг покойных? В кухне на столе в образном углу и прилежащем к рундуку, на котором лежал покойник, лежит недоконченная вязанка баранок и кусок сахару около одной четвертой фунта; фарфоровый чайник с недопитым чаем и стакан. При дальнейшем осмотре комнат не найдено ни кусочка черного хлеба, ни солонины, ни лука; как видно, было время, когда они уже не в силах были ни спечь хлеба, ни сварить себе что-нибудь горячее, — всю жизненную опору они утвердили в баранках. В магазинах найдено достаточно муки, немного круп и гороху и незначительное количество водки, но солонины или чего-нибудь из дичи и следов нет.

Как же тяжка была для них последняя минута при такой обстановке, можно разве чувствовать, но вообразить трудно. Одно утешает, что они умерли, судя по роду болезни, без особенных предсмертных мучений.

Порядок смерти слишком ясен. В маячном журнале значится, что первый умер служитель Сотников 18 января. Журнал окончен 8-го марта. Следовательно, смотритель умер вторым после 8-го марта. Это видно также из того, что за ним были ухаживающие, так как он прилично одет и уложен. Третьим умер тот, который лежал на рундуке, а последним умер тот, который лежал в положении земного поклона. Причина смерти — цинга.

При проверке маячного имущества не оказалось ничего потерянным, ни изломанным и разбитым, следовательно, воров не было ни при жизни, ни после смерти. Пребывание наше окончилось погребением тел с подобающей честью, — со шхуны были сделаны по три пушечных выстрела…»¹⁶

У Орловско-Терского маяка

Работа по доставке грузов на маяки исключительно тяжела и опасна для здоровья. В 70-х гг. XIX в. 10-весельный катер с транспорта «Бакан», приняв груз кирпича для ремонта Орловско-Терского маяка, пошел к берегу, выгребал против течения при боковом волнении. Не доходя до берега около сотни сажен, катер, не успев повернуть на гребень волны, сильно черпнул бортом и сразу же пошел ко дну. Люди первоначально держались на воде, но вскоре, окоченев в ледяной воде (+2°; дело было в мае), выбившись из сил и увлекаемые быстрым течением один за другим скрывались под водой. Не прошло и 15 минут, как из всех бывших на катере 11-ти человек только один еще держался на воде, ухватившись за весло, пока к нему не подоспела на помощь спущенная с транспорта шлюпка.

На мысе Воронов

В октябре 1922 г. транспорт «Полярный», идя последним рейсом по беломорским маякам, подошел к автоматическому ацетиленовому предостерегательному огню на мысе Воронов, в горле моря, дабы доставить на огонь необходимые для действия его в зимнее время несколько газоаккумуляторов. День клонился к вечеру. Дул довольно свежий северо-западный ветер, изредка нанося снег. Погрузив газоаккумуляторы, гребной катер, имея 10 человек гребцов, механика и машиниста для установки баллонов, отвалил от борта транспорта, направляясь к берегу, с трудом выгребая против быстрого отливного течения. Достигнув берега, команда вытащила катер на песчаную осушку (полосу берега, оголяющуюся во время отлива), дабы его не било волнением.

В это время, пока люди были заняты доставкой к маяку газоаккумуляторов и установкой их на места, ветер значительно усилился и вскоре перешел в шторм. В то же время наступил вечер, и быстро стемнело. Спешно окончив работу, команда пыталась спустить катер, но сильный прибой заставил отказаться от попытки вернуться на судно, а наступавшая темнота и густой снег скрыли транспорт из виду.

Между тем, последний, дрейфуемый жестким ветром и сильным волнением, еще продолжал держаться некоторое время на якоре, поджидая катер, но вскоре из опасения близости наветренного отмелого берега был вынужден сняться с якорей и отойти в море, где проштормовав трое суток и не видя улучшения погоды, вернулся в Архангельск для пополнения запасов угля.

Команда катера, оставшаяся на берегу, промокшая и продрогшая под пронизывающим ветром, лишенная возможности развести костер из-за отсутствия сухого леса, проведя ночь под открытым небом, с наступлением утра отправилась в деревню Майду приблизительно в 20-ти верстах к югу от маяка Воронов. Путь для обессилевших людей в промокшей обуви, сырой и обледенелой одежде был чрезвычайно тяжел. То бредя снегом, то перебираясь через ручьи, они с трудом тащили ноги. Хуже всего чувствовал себя один из матросов (Николай Горохов). Приблизительно на половине пути он упал без сознания, и товарищи, сами теряя последние силы, тащили его некоторое расстояние на себе. Однако вскоре и они, почувствовав себя очень плохо и по просьбе самого Горохова, оставив его, продолжали путь, обещав выслать ему навстречу немедленную помощь, как только достигнут деревни.

Добравшись до нее уже около 10-ти часов вечера, они тотчас же послали к оставленному товарищу крестьян, которые скоро отыскали его, но уже мертвым. Очевидно, оставленный товарищами и протащившись еще около трех верст, он уже не мог продолжать путь далее и, присев отдохнуть, здесь же замерз. Крестьяне нашли его полузанесенным снегом и песком. Спасшиеся продолжали оставаться в деревне, пока транспорт, выйдя из Архангельска продолжать прерванный рейс, не взял их, зайдя в селение¹⁷.

Башмаков Павел Иванович (1890–1942)

Родился на о-ве Жужмуй Онежского залива в Белом море в семье смотрителя маяка Ивана Павловича Башмакова. Моряк-гидрограф. Исследователь морей Северного Ледовитого океана. Окончил мореходное отделение Архангельского торгово-мореходного училища в 1909 г. Обучался вместе с будущим известным мореплавателем А.С. Кучиным. В 1910–1914 гг. работал на гидрографических судах. Во время Первой мировой войны (1914–1918) служил в Кронштадте. В Архангельске работал в Дирекции маяков и лоции Белого моря, в 1920-х гг. — в «УБЕКО-Север» (Управление по обеспечению безопасности кораблевождения на северных морях). Преподавал навигацию, лоцию, океанографию и метеорологию в Архангельском мореходном техникуме (1921–1940). Автор «Атласа карт всех полярных экспедиций». Именем Башмакова назван пролив между арктическими островами Гофмана и Беккера¹⁸.

¹ По В. Далю, прислон, арх. крутой, гористый берег, уступ, увал, поодаль от воды // прислон, сев. место, куда можно укрыться, приют, убежище, пристанище, притон, приклон, прибежище.
² Башмаков П.И. Маячное дело и его историческое развитие, устройства маяков, предостерегательных огней, автоматических буев и их осветительных аппаратов и механизмов. Л., 1925. С. 2.
³ Башмаков П.И. Навигационные ограждения. Теоретическое и практическое руководство. Л., 1935. С. 14.
⁴ Хворост.
⁵ Башмаков П.И. Маячное дело... С. 186.
⁶ Там же. С. 191.
⁷ Там же. С. 195.
⁸ Там же. С. 197.
⁹ Там же. С. 200.
¹⁰ Там же. С. 202.
¹¹ Там же. С. 203.
¹² Там же. С.205.
¹³ Там же. С. 207.
¹⁴ Там же. С. 209–211.
¹⁵ Надпись на полях красным карандашом: «Прапорщик Хозяинов — прадед П.И. Башмакова».
¹⁶ Там же. С. 211–212.
¹⁷ Там же. С. 214–215.
¹⁸ Попов Г.П. Башмаков Павел Иванович // Поморская энциклопедия. Архангельск, 2001. Т. 1. С. 70.

Версия для печати