Альманах «Соловецкое море». № 8. 2009 г.

«ПАМЯТЬ О НОВОМУЧЕНИКАХ ДОЛЖНА СТАТЬ ОДНОЙ ИЗ ВАЖНЕЙШИХ ДОМИНАНТ ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ»:

_{О. Георгий Митрофанов отвечает на вопросы редакции}

— Отец Георгий! Не так давно Вы побывали на Соловках, и по Вашим публичным выступлениям становится ясно, что соловецкая тема Вас интересует и как своеобразный символ духовной истории России, и как место, где эта история должна продолжиться на новых созидательных началах. Каким Вам представляется исторический путь самого знаменитого русского архипелага?

— Соловки в целом и Соловецкий монастырь в частности могут рассматриваться как своеобразные символы исторического пути православной России. Со всеми присущими этому пути искушениями, испытаниями, успехами и неудачами.

Природа, некогда сотворенная Богом, но глубоко изменившаяся после грехопадения первых людей, даже в этом падшем состоянии является выразительным свидетельством присутствия благодати Божией в мироздании. Соловки в этом смысле особенно красноречивы. В них присутствует отблеск того первозданного Эдема, который некогда должен был окружать человека. И тем показательнее, что многие века на Соловецких островах обитали лишь охотники и рыболовы — люди, которые в поте лица добывали себе хлеб насущный. Это было испытание человека и человечества, отпавшего от Бога.

Появление на Соловецких островах первых отшельников явилось своеобразным свидетельством того, что эти отделенные от суетного мира суровыми морскими водами острова могли бы стать пристанищем для одухотворенной, подлинно монашеской жизни. И стремление русского православного человека в течение многих веков созидать подлинную христианскую жизнь вне мира и мирской суеты как раз должно было бы и воплотиться на Соловецких островах. Собственно так и начинался Соловецкий монастырь: монастырь отшельнический, скитской, и уж никак не общежительный. Но уже в первые десятилетия существования этого монастыря, основанного стремившимися к уединенной, затворнической жизни преподобными Савватием и Зосимой Соловецкими, обозначилась иная линия развития.

Соловецкому монастырю суждено было в чем-то уклониться от первоначального замысла своих отцов-основателей во имя того, чтобы утвердиться среди суровой северной природы и начать ее преображать. Монастырь начинался как место преображения отдельных личностей, а продолжался как место преображения окружающего мира, окружающего социума.

И здесь перед нами открывается одна характерная черта русской церковной жизни. Многие религиозные энтузиасты и духовные подвижники не видели для себя возможности в миру реализовать во всей полноте христианский идеал. Они уходили как можно дальше, но, создавая монастыри, постепенно возвращались к необходимой христианству в этом мире проблеме преображения мира и природы. И в противоречии между индивидуальным подвигом и подвигом монастырско-общинном, когда главным делом монахов становилась уже не «умная молитва», не мистико-аскетическое индивидуальное делание, а совершение монастырских послушаний, в которых преодолевались их страсти, выстраивались новые социальные отношения между людьми, преображалась природа, — в этом противоречии происходила вся последующая жизнь Соловецкого монастыря. Чего здесь было больше: испытания или искушения — это вопрос, который до сего времени остается без ответа.

Иногда кажется, что предназначение сохранить в Соловецком монастыре некий баланс между индивидуальным иноческим благочестием и развитием обители как отлаженного хозяйственного и социального организма было дано от Бога святому игумену Филиппу. Но случилось так, что после того, как он покинул обитель, этот баланс не удержался, а мученическая смерть Филиппа стала прообразом будущей противоречивой судьбы Соловецкого монастыря, которая будет сочетать в себе образы Царства Небесного в этом мире и одновременно все больше и больше приобретать черты царства земного, идти по пути внешних успехов. Те немногочисленные монахи, которые старались жить в соответствии с заветами преподобных Зосимы и Савватия Соловецких, вынуждены были искать себе пристанища в отдаленных пустынях и скитах. А Соловецкий монастырь стал органично встраиваться в картину иосифлянского монашества, которое победило в русской церкви и которое видело свое главное дело в осуществлении на земле Царства Божьего.

В тяжелом для Русской Церкви XVIII столетии Соловецкий монастырь во многом разделил участь многих других монастырей. Кажется, монастырское монашество умирало… И XIX век мало что изменяет в жизни монастыря в этом отношении. Он становится одним из выдающихся в хозяйственном, социальном и даже в культурном отношении монастырей Русской Православной Церкви, но первоначальный дух молитвенно-аскетической жизни его основателей, кажется, был почти утрачен.

Перед нами не только парадоксы жизни Соловецкого монастыря, перед нами глубокие противоречия всей русской православной церковной жизни. История Соловков — это история России, история постоянного, но не всегда правильно делаемого выбора русского православного человека между горним и дольним. С какого-то момента воздвигавшиеся силами соловецких монахов грозные стены как будто начинают символизировать особый путь монастыря в русской истории, предвосхищая появление в этих стенах одного из первых, но ставшего главным, исправительно-трудовых лагерей обезбоженной Советской России.

— Обезбоженность — это духовная категория. Какое духовное содержание, на Ваш взгляд, несла эта новая глава соловецкой истории?

— Мы видим, как в ХХ в. Соловки символизируют собой одновременно и испытание, и искушение русской истории. Изначально созданные для того, чтобы преображать людей духовно, они превращаются в место, где нередко лучшие представители нашего народа обрекаются на такую жизнь, которая должна была раздавить их духовно, уничтожить их физически. Появление на месте Соловецкого монастыря Соловецкого лагеря особого назначения олицетворяет собой, безусловно, своеобразную дьявольскую пародию на монастырь.

Любой монастырь воспринимается нами, прежде всего, как место, куда люди приходят свободно для того, чтобы, налагая на себя внешние физические послушания, ограничивая себя постом, проявляя полное послушание своему духовному священноначалию, преображаться в этом мире. И эти черты карикатурно проступают в Соловецком лагере особого назначения. Труд в нем не является ни исправительным, ни созидательным, а превращается в средство физического и морального истребления людей. На место поста приходит полуголодный паек, возрастающий по мере того, как человек умерщвляет сам себя, выполняя непосильные трудовые нормы. Послушание, но не Богу, не священноначалию, а дьяволу, воплощаемому в образах лагерного начальства, направлено на то, чтобы раздавить человека как личность. И самое главное: отныне в Соловецкие стены люди приходят не свободно, а силой, для того, чтобы вместо преображения наступала их духовная и физическая деградация. Действительно, дьявольская пародия на монастырь — это исправительно-трудовой лагерь.

— И при этом, без сомнения, Соловки несмотря на козни злых сил остались святым местом. Череда соловецких молитвенников и праведников, начавшаяся с преподобного Савватия и протянувшаяся, несмотря на все сложности монастырской жизни, до самого порога ХХ в., в лагерные годы продолжилась. Только теперь на место святых пустынников и киновитов пришли мученики, одним из которых был последний настоятель обители — архимандрит Вениамин (Кононов). Соловки изменились внешне, но не изменили себе внутренне. На Ваш взгляд, какое влияние все эти трагические и светлые образы новой истории Соловков могут оказать на духовную жизнь воссоздаваемой обители?

— Попытка немногочисленных энтузиастов русской истории и культуры в 60–80-е гг. ХХ в. сохранить Соловки как музей были попыткой сохранить хотя бы частицу исторической, православной России.

И когда в конце ХХ в. Россия и Русская Православная Церковь оказались неожиданно перед выбором своего исторического пути, встал один очень важный вопрос: а какими же должны стать Соловки в условиях России, которая, казалось бы, получила возможность вернуться на свой исконный исторический путь развития? И здесь Соловки прошли через определенного рода искушения: музейные работники, трепетно сохранявшие церковные достопримечательности, церковные произведения искусства, оказались в конфликте с Русской Православной Церковью. Это было противостояние, характерное для всего нашего общества, — между Церковью как живой, особой реальностью русской жизни, и музеефицированной Церковью как памятником исторического прошлого.

За несколько послереволюционных десятилетий веками создававшееся уникальное и в хозяйственном, и в культурном, и в социальном отношении своеобразие соловецкого мира было растоптано и уничтожено. Соловки стали одним из самых ужасающих по уровню мерзости и запустения мест нашей земли. Эта земля оказалась обагрена кровью многих тысяч выдающихся представителей нашего народа.

Можно ли созидать монастырь, забывая обо всем этом? Или же монастырь должен, возрождаясь, сохранять и христиански осмысливать опыт уже не только старых монашеских Соловков, но и Соловецкого лагеря особого назначения? Вот вопрос, который вставал не только перед Соловками, но и перед всей нашей страной. Можно ли сделать вид, что не было семидесятилетнего советского прошлого, и из развалин Советского Союза перепрыгнуть в Святую Русь, или же нужно отдавать себе отчет, что Богом попущенное «преображение» Соловецкого монастыря в Соловецкий лагерь должно быть христиански осмысленно. Этот вопрос до сего времени не разрешен в полной мере именно потому, что попытка игнорировать наше недавнее прошлое, то ли обеляя его, то ли предавая его забвению, мешает нам понять, что настоящее порождается не только отдаленным, но и близким прошлым.

И возникает естественная мысль о том, что при возрождении Соловецкой обители (что происходит уже не один год) следует не просто воспроизводить внешние формы ушедшей монашеской жизни. Воссоздать то, что складывалось веками, даже за несколько десятков лет невозможно. Тем более, что изначально русские монастыри созидались «не бревнами, а ребрами» — вначале появлялась община монахов, которая постепенно, в течение десятилетий и веков обрастала хозяйственной, культурной, социальной инфраструктурой. Спонсоры и трудники не могут заменить собой духовно взыскующих подвижников благочестия. Поэтому «сверхзадачи», связанные с восстановлением внешних форм монастыря, должны быть оставлены в стороне. Важнее вырастить таких подвижников церковного благочестия, которые будут жить здесь, ощущая свою задачу в том, чтобы продолжить подвиг не только праведников, которые жили в Соловецком монастыре, но и в Соловецком лагере особого назначения. Я думаю, что память о новомучениках должна стать одной из важнейших доминант духовной жизни архипелага.

— Какими Вам видятся идеальные отношения между монастырем и музеем и та культурная работа, которую они должны проводить с гостями Соловков, паломниками и туристами?

— Поразительное откровение, данное нам через Соловки, — великий монастырь, ставший главным концлагерем, — должно быть серьезным поводом к размышлению о судьбах нашего отечества. И здесь речь, конечно, должна идти и о развитии музейной инфраструктуры, но уже не с основной задачей показывать нам архитектурные достопримечательности и рассказывать о кажущейся весьма далекой от нас истории Соловецкого монастыря. Экспозиция должна быть окном в наше недавнее страшное прошлое и проводить мысль о том, почему стало возможным превращение монастыря в концлагерь, эта мысль должна быть положена в основу экспозиции.

Одновременно Соловки могли бы стать местом, где предпринималась бы попытка творческого взаимодействия музея и Церкви. Здесь открываются очень большие возможности. Соловки являют нам величайшие взлеты русского национального духа и величайшие его падения, и это должно быть увековечено в современной жизни как монастыря, так и музея.

Конечно, здесь возникает огромное количество имущественно-правовых, хозяйственных вопросов. Но для меня как священнослужителя гораздо важнее вопрос духовный, духовно-исторический. Мы должны осознать, наконец, что разрушение Святой Руси, которое произошло в рамках жизни нескольких поколений, не может быть преодолено очень легко и быстро. Более того, церковная жизнь, возрождающаяся сейчас, не может, не должна бездумно копировать внешние формы церковной жизни, уже когда-то рухнувшие, уже когда-то в чем-то себя исчерпавшие и не оправдавшие. И вместе с тем мы ни в коем случае не должны забывать нашей недавней истории. И в попытке не политически, а религиозно, христиански осмыслить наше недавнее ГУЛАГовское прошлое, мне кажется, заключается одна из величайших духовно-исторических задач монахов Соловецкого монастыря. Кто как не они, почитающие сонм Новомучеников, принявших свою смерть в Соловецком лагере особого назначения, должны стать для нас не только молитвенниками, но и толкователями этого великого духовно-исторического падения православной России.

Церковная жизнь в современной России не может активно развиваться без активного культурного творчества, и на островах Соловецкого архипелага оно вполне возможно силами, которые, как нам нередко кажется, лишь противостояли друг другу. Я имею в виду русское духовенство, русское монашество с одной стороны, а с другой стороны — русскую интеллигенцию. В этом новом синтезе творческих сил России, неравнодушных к своему историческому прошлому, заложена надежда на возрождение нашей страны. И с этой точки зрения острова Соловецкого архипелага, монастырь, находящийся на этих островах, и музей могли бы стать символом новой России, созидание которой происходит сейчас. Этот процесс исполнен большого количества искушений и профанаций. Я очень боюсь суррогатной монастырской жизни, которая, если будет возрождаться лишь по клише, почерпнутых из репринтных изданий, станет совершенно нежизнеспособна. Есть внешняя угроза и для церкви, и для музея. А вот попытаться в духе понять друг друга — это очень важно.

Соловки — нечто живое, но живое не потому, что в этом месте экстрасенсы ощущают какие-то флюиды, а потому, что здесь Господь говорит с нами через историю настолько прямо и ясно! Ведь Бог явился людям в истории как конкретный человек — Богочеловек Христос, в конкретную эпоху, и поэтому для любого христианина история — это форма откровения Божия. А в Соловках это откровение настолько зримо, что здесь поневоле начинаешь размышлять, а как же это духовно осмыслить. Более того, я не случайно сказал о нетипичной конфигурации: духовенство, монашество и интеллигенция, созидающие духовную Россию. Этот опыт уже начинался — в ГУЛАГе. Там безбожные интеллигенты обретали для себя веру, а немудрящие священнослужители, общаясь с ними, приходили к культуре.

Мне кажется, что Соловки — то место, где может быть в миниатюре разыграна стратегия развития церковной и культурной жизни нашей страны. Поэтому они должны быть, безусловно, охраняемой зоной с особым статусом. Нельзя все это превратить в тусовку! Вот почему я, выступая в передаче Александра Архангельского, так резко отозвался о фестивалях бардовской песни. Понимаете, наше время характерно тем, что людям дается очень много возможностей, а они направляют свои усилия на то, чтобы полноценную общественную или культурную жизнь превратить в набор тусовок «по интересам». И такие тусовки, изящно выражаясь, являют собой постмодерн, а выражаясь по существу, — жуткую пародию на подлинную жизнь.

— Удалось ли Вам во время своего краткого посещения Соловков попасть на Анзер — остров, история и современное состояние которого дают богатую пищу для раздумий и обобщений о судьбах нашей страны и Церкви?

— Вы знаете, в первый день мы приехали рано утром и до вечера ходили, долго пробыли в монастыре. На следующий день мы были на Секирной горе. Когда я отслужил там панихиду, то после уже не мог ни о чем думать, кроме как об этом. В третий день можно было еще поехать на Анзер… Но у меня уже душевных сил не было. Я был настолько потрясен, просто раздавлен впечатлениями. Нельзя за один раз всё в себя вобрать, «везде отметиться». Я почувствовал, что мне нужно прийти в себя, и вместо Анзера я отправился по каналам на лодке. Каналы я, как любой петербуржец, воспринимаю как нечто свое, привычное. Я просто плыл в лодке по тихой воде, лежал и думал.

И что-то у меня укладывалось в сознании. Соловки — это место, в котором нужно побывать не один раз, чтобы что-то в себя вобрать.

Беседовал Дмитрий Лебедев

Версия для печати