Альманах «Соловецкое море». № 7. 2008 г.

Сын чтеца и учитель юношества

Архимандрит Порфирий, по мнению современника, послушника Иоасафа (И.Я. Сырцова), «был одним из выдающихся настоятелей знаменитого монастыря. Высокообразованный, энергичный, смело-предприимчивый и глубоко-сострадательный к людям, он в шестилетнее управление монастырем сделал столько добра как своему монастырю, так и многочисленным посетителям обители, равно и соседям — поморцам и другим посторонним беднякам, — что благодарная память о нем доселе свято хранится в сердцах многих им облагодетельствованных»¹.

Архимандрит Порфирий, в миру Феодор Михайлович Карабиневич², родился в день памяти вмч. Феодора Стратилата, 8 февраля 1813 г., в семье бедного дьячка Подольской епархии³. Обучался сначала в Подольской (1831–1834 гг.), а затем в Полтавской (1834–1837 гг.) духовных семинариях. По окончании Полтавской семинарии в 1837 г. он поступил в Киевскую духовную академию. Несмотря на то, что все время обучения Феодору Михайловичу приходилось бороться с нуждой, он, имея прекрасные способности, сумел полюбить труд и науку. Окончив академию «на отлично» со степенью старшего кандидата в 1841 г., он был распределен в Полтавскую духовную семинарию на вакансию наставника для преподавания Священного Писания. Преподавал он также герменевтику, патристику, чтение греческих отцов и латинских писаний, а также немецкий язык.

25 февраля 1845 г. Федор Карабиневич был пострижен в монахи под именем Порфирия, в честь свт. Порфирия, архиепископа Газского, в Лубенском Спасо-Преображенском Мгарском мужском монастыре Полтавской епархии. 11 апреля того же года о. Порфирий был рукоположен в сан иеродиакона, а 30 июля на него была возложена должность инспектора Полтавской духовной семинарии. 15 апреля 1847 г. о. Порфирий стал иеромонахом и вскоре был награжден набедренником, а 20 мая 1849 г. возведен в сан архимандрита с присвоением степени настоятеля монастыря третьего класса. Тогда же на него была возложена должность инспектора Полтавской духовной семинарии. 30 апреля 1850 г., учитывая его усердное служение, Святейший Синод утвердил его в должности ректора Полтавской семинарии. В декабре 1852 г. его направили в Петрозаводск ректором Олонецкой духовной семинарии, а в 1855 г. — настоятелем Спасо-Елеазарова монастыря Псковской епархии.

Близко знавший архимандрита Порфирия И. Сырцов пишет, что за многие годы обучения в церковных школах характер у о. Порфирия выработался сильный и независимый. На службе он привык пользоваться всеми соответствующими его должности правами. «Поэтому, будучи ректором в Полтаве и Петрозаводске, водил знакомство с изысканным обществом, выезжал в карете, одевался в лучшие рясы, отправлял Богослужение всегда пышно, и каждую службу заканчивал непременно своей проповедью, произнесенной экспромтом» ⁴.

Это не всегда нравилось местным епископам. В Полтаве преосвященный Нафанаил, впоследствии епископ Архангельский и Холмогорский, не одобрял его частое служение в городских церквах и особенно проповедничество. Поскольку прямо он об этом стеснялся сказать, о. Порфирий продолжал свое дело, как бы не замечая неудовольствия епископа. Поэтому вскоре последовал его перевод в Петрозаводск, а позднее по тем же причинам в Псковский монастырь.

Два золотых правила

Сохранились отрывки из дневника архимандрита Порфирия, написанные с 1854 по 1857 гг. и опубликованные уже после его кончины И. Сырцовым. В этих келейных записках предстает душа, стремящаяся к небу и скорбящая о своей нечистоте: «Слаб я стал и телом и духом. Как бодро просиживал я когда-то дни и ночи за занятиями, как неутомимо трудился над работами полевыми и без усталости проводил в путешествии дни! А сердце так и рвалось к горнему, небесному. Дух уносился туда, куда не смеет странник земной возвести очей без смущения внутреннего. Когда я сознавал себя одиноким на пути под открытым небом, вдали от людей, от жилищ человеческих, без помощи, без защиты в случае опасности, какая-то грусть в душе являлась и томила меня; но это ощущение было сладостное. Не Ангел ли это хранитель наводил меня на благие мысли, внушал светлые чувствования? Не душа ли это сближалась с родным своим небесным краем? О дай Господи мне и теперь больше подобных сладостных минут» ⁵. «Злополучна доля моя. Пока я оставался сиротой безродным и бездомным, тяготила меня нищета; при содействии доброго начальства, получив образование в высших заведениях и тем проложив себе путь к почестям и стяжанию зыблющегося богатства, я отягощен теперь больше прежнего — сознанием недостоинства во всем. Образование мое ничтожно, положение в свете незавидно, состояние не блистательно, скудно, а бремя грехов велико, велико… Иногда тяжко жалеешь, что расстался с тем состоянием, в которое поставил меня жребий рождения. Но это Твоя воля, Господи, о мне недостойном! Я повинен пред Тобой, что не оправдал Твоих о мне попечений, потерял вверенный мне талант…»⁶ В качестве средства борьбы с грехом о. Порфирий указывает себе два «золотых правила»: первое — «не пей вина, постись, молись и трудись, представляя дела свои не как жертву Богу, а как средство к успокоению духа, изнемогающего от величия благодеяний Божиих»; второе — «помни день судный и во веки не согрешишь».

Однако несмотря на глубокий покаянный дух этих записок, в отношениях с людьми о. Порфирий иногда бывал резок, так как не терпел угодничества и унижения человеческого достоинства. Когда указом Святейшего Синода от 24 августа 1859 г. он был переведен в Соловецкий монастырь, то должен был непременно представиться в С.-Петербурге некому высокопоставленному лицу. Проезжая через столицу, о. Порфирий явился в приёмную. Важная особа была чем-то занята, и о. Порфирия попросили подождать, он же повернулся и уехал на Соловки. Последствием этого поступка было то, что о. Порфирий при всех заслугах в должности настоятеля Соловецкой обители оставался без наград, имея только ранее полученный орден Святой Анны третьей степени.

«Твердою стопою на Соловецкой земле»

Архимандрит Порфирий прибыл в Соловецкий монастырь 10 октября 1859 г. Назначение настоятеля из посторонних наводило на иноков душевное беспокойство. Когда старец-караульный заметил монастырское судно с золотыми крестами на мачтах, приближающееся к пристани, он ударил в большой колокол. Все монашествующие вышли за ограду монастыря и построились в два длинных ряда, поставив впереди священнослужителей с крестом, образами и хоругвями. С появлением настоятеля все низко поклонились ему. Пройдя между рядами братии в Спасо-Преображенский собор и поклонившись мощам Соловецких угодников, о. Порфирий приветствовал незнакомую еще братию краткой, но сильной речью:

«Для нас, новая братия моя, странников и пришельцев земных, — одно утешение в жизни. Это сладостная уверенность в том, что нашим жребием управляет свыше Промысл Божий. При этой уверенности, где бы мы ни находились, хотя бы и на краю света, ничто в мире не может смущать и тревожить нас.
Благодарю Господа милосердаго! Когда дошла до моего слуха и коснулась сердца весть о назначении меня на настоятельство в отдаленную обитель сию, с полным упованием на всеблагий Промысл воззвал и я в тайне души моей: Аще вселюся в последних моря, и тамо рука Твоя наставит мя, и удержит мя десница Твоя. (Пс. 138, 11).
Время осеннее, ненастное, путь дальний и тяжкий. Как достигну, думал я, по этому пути тихаго, определеннаго мне пристанища? Как переплыву бурное море Белое, которое в эту пору особенно редко кому дозволяет пройти безопасно на утлой ладии по разъяренным, уже не белым, а черным волнам своим?
О, немало скорбей, трудностей и болезней испытал я на пути еще до моря. Но бедствий моих на море не могу пересказать вам. Впрочем, вы еще не знаете меня, вы можете не выразить вашего сочувствия ко мне. Скажу кратко: Аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя (Пс. 93, 18).
Так было бедственно мое плавание по морю. Оно страшно ярилось и бросало ладию, как хотело, по высоким пенистым волнам своим… Ветер дул непрерывно бурный и холодный. Паруса рвало. Их непрестанно то опускали, то поднимали с криком и тайною тревогою, для меня весьма явною… Целый день туман; долгое время не видно было ни неба, ни солнца, не знали куда и как направить ладию.
Как я радуюсь теперь, что твердою стопою стал на земле, как утешаюсь, что не колеблются более ноги и глава моя! Особенно, как духовно восхищаюсь о том, что вот, я теперь среди древняго, прославленнаго Богом святилища, во страсе поклонился храму Божию, припал к олтарю Господню, к Заступнице обители сей и святым угодникам, основателям и защитникам ея, Зосиме и Савватию. Благодарю Господа, что Он на камени поставил нозе мои и сподобил меня воспеть хвалу Ему вместе с вами посреде церкви Его. От души благодарю теперь и вас за сделанное мне священное приветствие ваше и молитвенное ко Господу о моем недостоинстве воззвание.
С великою радостию сказую вам истинную правду. Далеко несется молва о святости обители Соловецкой, о добром подвижничестве иноков, населяющих ее. Многие именитые и достойные чести мужи во граде первопрестольном с высокою похвалою и уважением отзываются о ней. Могу ли же после сего вступить без трепета и некоего смущения в обитель вашу, братие, сознавая свои немощи и недостатки?
С участием и любовию приветствую тебя, святая обитель Соловецкая с дарованными тебе от Господа благами духовными, и всеусердно молю, прими меня и ты с любовию и миром в лоно твое, напитай и меня духом твоим — кротким, сокрушенным и смиренным — исполни жаждущую душу обитающим в тебе духом подвижничества иноческаго.
Господи Боже наш! К Тебе взываю из глубины души. Благослови обитель сию милостию и щедротами многими еще и еще. Ради предстательства преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы и молитв святых угодников Зосимы и Савватия, да сохранится она от нападения врагов, видимых и невидимых и от всяких напастей, да прославляется в ней святое и страшное Твое имя выну, да соделывается в ней спасение душ всех притекающих к ней с верою и любовию» ⁷.

Соловецкие иноки слушали речь о. Порфирия с большим вниманием. Но ни речь, ни первые приемы, ни внешность нового настоятеля не произвели на иноков благоприятного впечатления. В нем не было ничего похожего на прежних настоятелей, избранных из своей братии. Величественно-благообразная наружность о. Порфирия давала повод думать, что это настоятель, не прошедший иноческого искуса и потому неопытный в подвигах. Ученая речь и первый, без особенной ласки, прием братии в настоятельских покоях давали монахам понять, что он будет начальствовать властно. Действительно, о. Порфирий был настроен подтянуть иноков, дисциплинировать, просветить, чтобы люди говорили о монастыре и братии только с лучшей стороны.

«Папа Римский»

Вскоре иноки прозвали своего нового настоятеля за строгость «папой Римским». Он ни с кем близко не дружил, никого запросто не навещал и к себе на чашку чая приглашал только немногих заслуженных старцев. Непокорность со стороны братии сопровождалась строгим взысканием: случалось, что почтенных старцев архимандрит Порфирий своей властью в 24 часа отрешал от монастырских должностей и ссылал в отдаленные скиты или в Архангельские монастыри.

Однажды иеродиакон Лазарь, обладавший сильным и приятным басом, был назначен в служение с настоятелем и отказался, сославшись на мнимое нездоровье. О. Порфирий в тот же день выслал его в Архангельск в распоряжение Преосвященного. В то же время покорные и трудолюбивые иноки щедро награждались крестами от Святейшего Синода, орденами, повышением в монашеских чинах и должностях. В день ангела настоятель каждому вручал образ, картины, книги, фунт чая, несколько фунтов сахара или меда, иногда бутылку вина. Такими мерами о. Порфирий скоро достиг полной покорности со стороны братии. По словам И. Сырцова (в то время послушника Иоасафа), «братия боялись его и при встрече, иногда среди ограды монастырской, падали пред ним ниц» ⁸.

Однако память о нем осталась хорошая. П.Ф. Федоров пишет: «Собой был красавец, осанкой солидный и форсистый, волосы и бороду имел волнистые, служил с благоговением и со славою, которая ему была как-то к лицу. Поучения говорил наизусть и красноречиво, почему при его служении церковь всегда была полна народа, который не сгонялся, а шли посмотреть на его служение сами. Прилив желающих поступить в братство был необыкновенный, из коих еще и теперь 68 человек живут… Жили при нем весело, без притеснений, мастерские были полны народа. Он сам, хотя и нечасто, обойдет мастерские с келейником или наместником, посмотрит на дело, расспросит да и похвалит скороговоркой: „Ах, хорошо — хорошо, благодарю, трудитесь, помоги вам Бог“… Кроме человек пяти, которым не нравилась его пышность, все его любили и ожидали, что долго жить здесь ему не дадут, а возьмут куда-нибудь в архиереи… Наказания при нем почти не существовало, разве иногда кого-нибудь за провинность пошлет на послушание в скит» ⁹.

«К преумножению славы обители»

До 1866 г. соловецкий настоятель в своем монастыре был самостоятельным хозяином, которому братия должны были подчиняться безусловно¹⁰. Пользуясь этим, о. Порфирий сумел осуществить несколько смелых и грандиозных по масштабам проектов, которые должны были послужить к преумножению славы Соловецкой обители.

Первым и главным своим делом архимандрит Порфирий считал духовное просвещение братии и богомольцев. Он был убежден, что личное торжественное Богослужение соловецкого настоятеля имеет громадное религиозно-воспитательное влияние как на монашествующую братию, так и на приезжих богомольцев. Поэтому в течение шести лет по воскресным и праздничным дням в главных монастырских соборах он обязательно совершал служение сам с многочисленным духовенством и с отличным хором певчих. Служение его почти ни в чем не уступало архиерейскому: в праздничные дни перед Литургией все братство шло в настоятельские покои для встречи своего настоятеля, затем он направлялся в собор при громогласном пении. В притворе храма его встречал чередной иеромонах с крестом и диаконы, которые облачали его в мантию со скрижалями и звонками. Как и при епископском служении, о. Порфирий благословлял дикирием и трикирием, в богослужении участвовали иподиаконы, исполатчики, свещеносцы и посошник, державший дорогой посох с сулком¹¹. Богослужения всегда заканчивались горячим назидательным словом архимандрита Порфирия. «Горе мне, аще не благовествую», — говорил он часто словами апостола Павла. Проповеди его всегда отличались строгой логичностью и убедительностью, так как он никогда не говорил их, не приготовившись серьёзно накануне, и не хвалил тех проповедников, которые являются на кафедру с одной темой, развивая её на месте. Говорил он всегда без тетрадки, только с посохом в руках, с увлечением и приличной жестикуляцией.

Желая возбудить в братии охоту к полезному чтению, о. Порфирий выписывал все современные духовные и некоторые светские журналы, епархиальные ведомости и множество полезных книг по всем отраслям знания. Вскоре вокруг него образовался небольшой ученый кружок из братии, в прошлом бывших священников и учителей. С членами этого кружка о. Порфирий вел научно-богословские беседы, поручал им составлять и говорить проповеди, учить безграмотных послушников и детей, писать и посылать в печать различные статьи и корреспонденции. Во все время его настоятельства в журналах «Духовная беседа», «Странник», «Душеполезное чтение» и других можно было постоянно видеть статьи или краткие корреспонденции из Соловецкой обители. Некоторые из молодых послушников, занявшись чтением, развили себя настолько, что впоследствии смогли сдать экзамены на машиниста, штурмана или шкипера. От всех архимандрит Порфирий требовал грамоты и доступного понимания жизни, а особенно основ вероучения. При всяком удобном случае он каждого наставлял и экзаменовал. По заведенному обычаю в день своих именин каждый из жителей монастыря должен был явиться к настоятелю с освященной просфорой за благословением. О. Порфирий обратил этот обычай в настоящий экзамен: именинник должен был рассказать житие святого, имя которого носит, и отвечать на катехизические вопросы.

Училище для «безбрадых трудников»

Забота архимандрита Порфирия простиралась и на временных обитателей монастыря — на богомольцев и ссыльных. Ежегодно в монастыре оставалось на зиму около 200 мальчиков-подростков («безбрадых трудников»), которых родители отправляли поработать в монастырь на один-два года «по обещанию» из-за бедности семьи или из религиозного побуждения. Мальчики получали легкие послушания в портной, сапожной, косторезной, живописной мастерских, хоре певчих, подметать двор, управлять лошадьми, копать гряды и т.д. До настоятельства о. Порфирия мальчики не имели ни надлежащего надзора, ни руководства.

Вскоре после своего приезда о. Порфирий обратился в Святейший Синод с донесением, в котором обосновывал необходимость открыть для них училище: «желая доставить этим мирным и усердным трудникам в пользу святой обители прочное вознаграждение от обители преподобных на будущее время, я, испросив благословение преподобных Зосимы и Савватия, по согласию со старшею братиею, решился открыть 15 декабря для них училище с целью знакомить одних с грамотностию, а других усовершить в оной, и во всех укоренять добрую нравственность и религиозность» ¹². 15 декабря 1859 г. училище начало свою работу в ветхом корпусе за монастырской оградой. В училище поступили 115 мальчиков от 10 до 15-летнего возраста, в том числе 73 совершенно неграмотных. Учились они с удивительным прилежанием и при публичном испытании в присутствии братии, родителей и родственников в конце мая «показали удовлетворительные и утешительные успехи» ¹³.

8 сентября 1860 г. архимандрит Порфирий освятил выстроенный за лето деревянный двухэтажный училищный корпус для детей. Жили они в нижнем этаже, а в верхнем находилось училище. Воспитателем мальчиков был отставной майор П.И. Соколов, служивший лично самому Аракчееву и принимавший живое участие в обороне монастыря от англичан в 1854 г. Смотрителем училища был поставлен благочинный монастыря из бывших учителей духовного училища иеромонах Николай (Кошурников). Утром дети вставали по звонку, умывались, молились и распределялись по дневным занятиям. Учились с первой половины октября по начало апреля. Уроки проводились с 4-х до 6-ти вечера. В училище было два класса: в одном обучались чтению, а в другом слушали уроки Закона Божия, отечественной истории, географии и арифметики. В каждый воскресный и праздничный день детям объясняли прочитанное на литургии Евангелие и историю праздника. Учащиеся ежедневно участвовали в пении наиболее употребительных церковных песнопений. Весной, перед возвращением домой, им устраивали экзамен, который иногда принимал сам настоятель в храме в присутствии братии. Нередко рядом с детьми обучались грамоте и взрослые богомольцы. Многие ученики участвовали в настоятельском хоре певчих, были исполатчиками, канонархами, посошниками; другие обучались живописи, малярному, столярному, сапожному, портному и другим ремеслам. Таким образом, мальчики осваивали грамоту, получали ремесленные навыки, что составляло хороший фундамент для их взрослой жизни по возвращении из монастыря. За заботу об образовании крестьянских детей, проживающих в зимнее время в монастыре, 26 июля 1862 г. архимандриту Порфирию было дано благословение Святейшего Синода.

Утешая и ободряя всех

Заботу о приеме трехдневных богомольцев, которых за летний сезон бывало в обители до 7–8 тысяч, архимандрит Порфирий почитал одной из главных монашеских добродетелей. Перед открытием навигации в воскресный день 17 мая 1860 г. он обратился к братии со следующим поучением: «О, братия святой обители сей! Будем непрестанно благодарить Господа за то, что в стенах сей обители обретаем мы тихое пристанище и покой душам и телесам нашим… Как и чем благодарить? — Повсечастным, неленостным приношением на святой алтарь бескровной жертвы, благоговейною молитвою и усердным предстоянием Ему здесь, во храме святем Его, и торжественным исповеданием беспредельного Его величия, бесконечной любви и неизреченного милосердия к нам грешным. Как и чем благодарить? — Добровольным приношением самих себя в жертву живу, святу, благоугодну Богови (Рим. 12, 1), через распинание ветхого человека своего со страстьми и похотьми, … через приношение в жертву Богу своего духа сокрушеннаго и смиреннаго сердца, горько болезнующего о грехах… Как и чем благодарить? — Ревностным служением спасению душ тех братий и сестер, кои во множестве притекают в обитель нашу. Усердно молитесь, когда они еще здесь, и просите у Господа отпущения грехов их вольных и невольных, приводите их к искреннему сокрушению и скорби о грехах, убеждайте, трогайте сердце добрыми вашими словами, чтобы никто из них не вышел без назидания, без уврачевания, без утешения! Не преставайте молиться и как можно чаще воздевать свои руки к небу о спасении их тогда, когда они отыдут отсюда и паки вступят в море для плавания, а потом и в море житейское, воздвигаемое напастей бурею. Ах, на том и другом море сколько бывает несчастий, сколько слез и стонов, сколько камней претыкания и опасностей для спасения души. Беды в реках, беды от разбойник, беды от сродник, беды от лжебратии (2 Кор. 11, 26), эти беды, которые нам, инокам, вовсе не известны, предстоит им испытать в жизни... Можно ли нам, безопасно покоящимся в тишине пристанища иноческого, не молиться со всем усердием о мире всего мира, о плавающих, путешествующих, труждающихся и бедствующих на море и на суше? Таким, а не иным образом, братие, вы можете приносить Господу постоянное благодарение за то, что Он благоволил поставить ноги ваши твердо на камени обители сей и чрез то избавил вас от мирскаго мятежа, от рова страстей, от брения мирской тины. Утешая, ободряя всех притекающих в обитель радушным приютом и благовременной помощью во всякой нужде, а паче духовной, потщитесь, моля вас, братие, именем Господа нашего Иисуса Христа и святых отец наших Зосимы и Савватия, достойно ходити иноческого звания, в неже звании бысте, и тако да просветится свет обители нашей пред человеки, яко да видят все добрая дела ваша и прославят Отца нашего, иже есть на небесех» ¹⁴.

Для удобства размещения богомольцев архимандритом Порфирием в 1859–1864 гг. была выстроена каменная Преображенская гостиница на 70 номеров. На втором этаже располагались чистые номера из 2-х и 3-х комнат с высокими потолками, хорошей мебелью и зеркалами. Номера третьего этажа были проще, а первого ещё попроще, но всё же лучше, чем в старых деревянных гостиницах, рассчитанных на самых невзыскательных деревенских жителей. Средний этаж предназначался для купцов и лиц, власть имеющих, верхний — для разночинцев, нижний для крестьян и мещан, кто побогаче. По словам П.Ф. Фёдорова, «гостинщики отлично умеют определять общественные и экономические градации по платью и выражению лица и соответственно с этим размещают» ¹⁵.

Архимандрит Порфирий непосредственно участвовал в строительстве, о чем монахи с удовлетворением говорили:

— У нас первое дело — пример. Как гостиницу строили, сам архимандрит камни таскал. Кирпичи на тачках возил. Труд — дело святое, всякому подобает. Не трудишься, так и хлеба не стоишь! ¹⁶

С «Верой» и «Надеждой»

Летом 1860 г. архимандрит Порфирий окончательно убедился в необходимости улучшить способ перевозки богомольцев с материка на Соловки. С 1851 г. Соловецкий монастырь получил исключительное право заниматься перевозкой своих паломников. Монастырь приобрел десяток, так называемых, «богомольческих» судов, представлявших собой пузатое судно с палубой и одной мачтой, увенчанной золотым крестом. Для устойчивости при морском волнении на дно судна укладывали некоторое количество булыжника, кое-как закрепленного и прикрытого досками. На этих досках и размещались пассажиры числом до 150–200 человек, вперемешку с грузом. Плавание на таких судах, не приспособленных для перевозки людей и набивавшихся паломниками до отказа, было делом утомительным и опасным. При попутном ветре плавание из Архангельска продолжалось более суток, а при безветрии или при противном ветре могло продолжаться неделями, и люди в душном переполненном трюме испытывали невероятные мучения. Архимандрит Порфирий испытал на себе всю трудность переправы морем в Соловецкий монастырь в 1859 г., добираясь четверо суток из Архангельска на одном из лучших судов с наиболее опытным кормщиком.

Единственным способом улучшить пассажирское и грузовое сообщение с материком было заведение монастырем своего собственного морского пароходства. Дело это было на Севере новое и не могло встретить сочувствия со стороны соловецких монахов, которые не привыкли тратить большие суммы денег на предприятия, «польза от которых носилась в тумане будущности» ¹⁷. Нельзя было рассчитывать архимандриту Порфирию и на поддержку Московской Синодальной конторы, испрашивая разрешения на трату десятков тысяч монастырских денег. Тогда по свойственной его характеру решительности о. Порфирий в 1861 г. купил у архангельского купца В. Брандта за 13 тысяч рублей пароход «Волга» с машиной мощностью 45 л. с., построенный в 1844 г. в Англии. Архангельское портовое начальство оказало содействие в ремонте и переоборудовании парохода для перевозки пассажиров, и весной он вышел в море, как соловецкий пароход с именем «Вера».

В течение зимы 1861–1862 гг. в монастырском доке многое было поновлено и исправлено в пароходе снаружи и внутри, хорошо отделаны каюты для высшего и среднего класса пассажиров, устроены удобные нары для 3-го класса. В навигацию 1862 г. к удовольствию паломников пароход «Вера» уже регулярно ходил между Соловками и Архангельском за 20–24 часа, безопасно и благополучно перевозя до пятисот человек за рейс. Так было положено начало Соловецкому пароходству. Наконец, обитель имела утешение слышать от посетителей не жалобы на неприятности в бурном море, а благодарность за удовольствие, которое получали в пути.

Видя явную выгоду и удобство плавания через море на пароходе «Вера», почти никто из богомольцев не решался уже отправляться в монастырь на парусных судах. Сотни паломников скапливались на подворье в Архангельске в ожидании парохода, которому часто приходилось пускаться в обратный путь, имея лишь два часа на отдых. Поэтому зимой 1861–1862 гг. под руководством архангельского портового мастера Коншина руками братии и трудников в монастырском доке был изготовлен деревянный корпус для нового парохода. Тем временем из Шотландии доставлена была паровая машина мощностью 60 л. с., которая обошлась монастырю в 28 тысяч рублей.

В первых числах августа 1862 г. новый соловецкий пароход «Надежда» был спущен на воду. Первым испытанием парохода была двухсуточная прогулка архимандрита Порфирия с братией вокруг Соловецких островов с небольшими остановками у отдаленных скитов. При отличной погоде монастырский хор пел на открытой палубе духовные песнопения, а счастливый настоятель угощал старцев чаем и закуской. В заключение только что освобожденный из острога селенгинский игумен Израиль¹⁸ изложил торжество в стихах и прочитал перед всей братией. Негодование, которое испытывали соловецкие монахи в начале дела, совершенно забылось.

В день Успения Пресвятой Богородицы после Божественной Литургии при звоне колоколов братия и богомольцы вышли с крестным ходом на пристань, где после молебна пароход «Надежда» был окроплен святой водой. Архимандрит Порфирий произнес речь, в которой назвал новый пароход «подвижным храмом Божиим, малою церковью Христовою». В тот же день во время первого рейса в Архангельск архимандритом Порфирием с братией на пароходе было отслужено Всенощное бдение по случаю праздника Нерукотворного Образа Господня.

Затем в течение двух недель пароход «Надежда» проходил освидетельствование и испытание, после чего члены комиссии Архангельского порта признали его прочным и надежным для плавания по Белому морю. Братия, желая, чтобы на новом судне почило благословение Божие, просили архимандрита Порфирия дозволить в первый рейс отправиться таким богомольцам, которые желают поклониться преподобным, но не имеют возможности заплатить за проезд. Он согласился с удовольствием, и около шестисот человек совершили трехдневную поездку в Соловецкую обитель.

С начала существования обоих пароходов на каждый из них в летнее время назначался особый иеромонах, который совершал на пароходе дневные службы, кроме литургии, и нужные для богомольцев требы, имея запасные Святые Дары. Команде было предписано «кроткое и благоснисходительное обращение с поклонниками, недозволение словом и делом поступков, оскорбительных для нравственности людей, которые уже как бы вступили на порог обители». На монастырских пароходах пассажирам запрещалось иметь с собой спиртные напитки и курить табак «из благоговения к фимиамному курению при богослужении и присущей здесь святыне Креста Господня, Евангелия и святых икон, и особенно — присутствию запасных, для всякаго случая, Святых Даров Тела и Крови Христовой».

Два парохода — «Вера» и «Надежда» — стоили монастырю больше сотни тысяч рублей, однако затраты эти скоро окупились. Ропот братии, которым сопровождалось начало этого трудного дела, совершенно прекратился. Начальство, которому архимандрит Порфирий донес о приобретении пароходов, ограничилось строгим выговором. «Но избавление многочисленных поклонников обители от тех испытаний, которые им приходилось терпеть четыреста лет при прежнем плавании по морю в судах, смахивающих на бочонки с сельдями, — это избавление не имеет цены» ¹⁹.

О. Порфирий умел подметить в братии, кто к чему был более склонен, и старался в каждом развить полезные способности, приставляя к соответствующему делу. Он избрал несколько молодых монахов, которые знали мореходство и могли бы, подучившись, служить на новых пароходах. На первых порах их поставили в помощники к наемным шкиперам и механикам, а в 1865 г. они сдали экзамены в Архангельском порту и сами стали шкиперами. Это иеромонах Александр (Алексей Петрович Заборщиков) и иеродиакон Иона (Иван Иванович Падорин). Квалификацию механиков получили монах Вонифатий (Василий Прокопьевич Прокопьев) и монах Фортунат (Феодор Фаддеевич Иванов). Они более десяти лет управляли Соловецкими пароходами.

Буря морская

Несмотря на организацию надежного сообщения по морю, архимандрит Порфирий, возвращаясь в монастырь после освидетельствования корабля, 31 августа 1862 г. попал в страшную бурю. Белое море кипело и бросало, как мячик, огромный пароход: деревянный корпус дрожал, стены трещали, мачта от качки сломалась, паруса были оборваны, даже железные цепи, удерживающие руль, вырвались из корпуса судна.

О. Порфирий вспоминал потом об ужасе команды и пассажиров корабля: «Страдали все, страдал и я. Я мучился за себя, не чувствуя себя еще готовым к смерти и суду Божию; мучился за спутников моих, за самое судно, построенное по моему распоряжению. Измученный и истомленный скорбью и страхом, я подозвал к себе о. Анатолия²⁰ и сказал:

— Помолимся, о. Анатолий. Видишь, какое горе наше. Пойте „К Богородице прилежно ныне притецем, грешнии“.

Он надел епитрахиль, взял в руки крест и, держась за перила, благословил и тихо запел. Никто не подошел поучаствовать с ним в пении. Все были в состоянии страха и оцепенения. Я присоединил свой голос к его старческому пению. Он прочитал Евангелие наизусть. Книги не было возможности держать, а тем более читать по ней. Кончился скорбный молебен и пропели „Не имамы иныя помощи; под Твою милость прибегаем; Пресвятая Богородице, спаси нас“. О. Анатолий, приблизившись ко мне, сказал на ухо:

— Позвольте отслужить акафист Матери Божией. В жизни своей я неоднократно испытал, что после чтения этого акафиста я, не чая, получал помощь Матери Божией в бедствиях и скорбях. Уповаю, что Она, премилосердая Матерь наша, и теперь не оставит нас.

— Ради Бога, скорее пойте…

Старец опять тихо запел, склонившись ко мне, „Взбранной Воеводе победительная“ и читал наизусть весь акафист, а я пел в скорби моей „Радуйся Невесто неневестная“. Из спутников господа Кардаков, Дудин и Леденцов подошли и стали пособлять мне в пении.

— Нет никакой возможности идти вперед; благословите поворотиться назад, — сказал кормщик, подошедший ко мне с англичанами, — подобной погоды на Белом море не было еще на моей памяти.

— С Богом, с Богом, давно бы так. Только пожалуйста, поосторожнее ворочайте судно.

— Не беспокойтесь, уж это наше дело. Мы это знаем.

Сильно гонимое ветрами и качаемое волнами стрелой понеслось наше судно в обратный путь, и не более чем через час очутились мы у Жижгинского маяка за двадцать с лишним верст. Якорь бросили, Слава Богу, мы в тихой пристани и безопасны! Все стали молиться и благодарить Господа и Преподобных за спасение свое. Было 9 часов утра. После чрезвычайной восьмичасовой изнурительной борьбы со стихией силы истощились; все спешили отдохнуть и скрылись в каютах и трюме. Прилег и я. Но еще свежие, тяжкие впечатления моря не давали мне сна. Я думал об опасности, в которой был, о неожиданном избавлении и находил в этом событии вразумление для себя. Я хотел избежать осенних бурь на море, поэтому спешил из Архангельска в монастырь, а Промысл устроил так, что я попал в самую страшную бурю. Я думал, что на прочном, прекрасно устроенном судне при отличном действии машины плавание по морю будет совершенно безопасно, а Господу угодно было показать, что мой расчет неверен, и подвергнуть меня самой величайшей опасности. Три года начальствуя на острове Соловецком и не выезжая из него никуда, я не испытывал всех бедствий мореплавания, а потому, может быть, не имел полного сочувствия к мореплавателям. А теперь я лично ознакомился со всеми опасностями на море и могу судить, как велик ужас бедствующих, какая усиленная потребна молитва со стороны братии моей для облегчения их горя, какая нужна скорая готовность для подания им возможной помощи. Но особенно глас Господень на водах и в буре, казалось, говорил мне: подобно морю постоянно воздвизается и жизнь твоя бурею страстей и соблазнов. Будь деятелен и осторожен. Иначе ты погибнешь вне горняго отечества в пучине житейской» ²¹.

На другой день в 6 часов утра пароход снялся с якоря и к полудню был уже у Соловецкой пристани. Со страхом смотрели монахи на сломанную мачту. По прибытии все поспешили в храм и с коленопреклонением воспели Господу Богу благодарственный молебен за спасение жизни. Старожилы говорили, что такой бури не было еще на их памяти: с некоторых часовен сорвало ветром кресты, многие поклонные кресты по берегу были опрокинуты, на острове много переломало леса и с корнем вырвало до тысячи деревьев. Архимандрит Порфирий отвечал: «Да, великое горе послал Господь вчера на долю мою. Прошу вас, братия, усугубить ваши молитвы о плавающих вокруг нас. Я не знаю бедствия, которое могло бы сравниться с бедствием мореплавателей во время бури. Наш иноческий подвиг в тиши келейной, особенно если он не сопровождается крепкой борьбой со страстями, — ничто по сравнению с подвигом мореплавателей усталых, изнуренных во время бури. Кто хочет знать истинное подвижничество, тому надобно испытать бурю морскую» ²².

Благоустройство храмов

Архимандрит Порфирий особенно заботился о благолепии храмов. Хотя архимандрит Александр, управлявший Соловецкой обителью в 1853–1857 гг., и испросил разрешение на устроение десяти новых церквей, но освятить успел только одну. Затем архимандритом Мельхиседеком был вчерне построен Троицко-Зосимо-Савватьевский собор с тремя престолами и под ним церковь во имя преподобного Германа. Сооружение иконостаса и сени над мощами преподобных, новые серебряные раки угодников, а также само освящение собора было совершено уже архимандритом Порфирием. При нем в Савватиевской пустыни была устроена каменная церковь в честь Смоленской иконы Божией Матери Одигитрии, а на Чудовой (Секирной) горе возведена каменная церковь в честь Вознесения Господня, устроены скиты. При нем же были расписаны Преображенский и Троицкий соборы. Из хозяйственных построек по инициативе о. Порфирия были выстроены каменный двухэтажный просфорный корпус, лесопильный завод, переходы из церквей в настоятельский корпус, каменная пристань на сваях на северной стороне Бухты Благополучия.

Попечение о заблудших и нуждающихся

Из душевных качеств архимандрита Порфирия больше всего поражает его сострадательность, выражающаяся в деятельной заботе обо всех, кто был вверен его попечению. Самой несчастной частью Соловецкого населения были ссыльные, которых в 1860-е гг. в монастыре содержалось около двадцати человек. Поскольку это были преимущественно сектанты, к ним не допускался даже монастырский духовник из опасения, чтобы и он не заразился их идеями. Архимандрит Порфирий стал лично посещать острог почти каждую неделю, иногда часами беседуя с каждым из заключенных²³. Ласковые разговоры, посылка заключенным чая, сахара и белого хлеба, а также разрешение прогулок по тюремной ограде или даже по монастырю обратили некоторых к раскаянию.

Отказались от своих заблуждений мнимый Христос — игумен Израиль, скопец Антон, раскольничий поп — московский купец Дмитрий Крынин и другие. Всем им о. Порфирий исходатайствовал полную свободу: Израиль с Антоном поступили в обитель, а Дмитрий Крынин даже написал на 45-ти страницах «Краткое сказание бывшаго старообрядца о своем обращении и присоединении к православной Церкви» ²⁴. Это сказание завершается изъявлением благодарности архимандриту Порфирию, который, по словам Крынина, «со дня достославного прибытия своего в Соловецкий монастырь, не уставал беседовать со мною в духе мира, действуя на мое грубое сердце и помраченный смысл, чтобы соделать меня членом святой, соборной и апостольской Христовой Церкви. О. архимандрит доказывал все истины из Писания по одной любви Христовой и, таким образом, поставлял меня на прямой путь ко спасению души моей. Великая его христианская любовь к моему недостоинству впечатлевалась в сердце моем, которое из благодарности заставляло меня сознаваться в своих неправильных понятиях о святой Церкви и ея служителях. Все ваши желания устремлены к тому, чтобы собрать чада расточенная; и вы высоким своим учением, представляете и прочим пример и образец, как убеждать умы разумом, и сердца привлекать христоподражательною любовию».

В числе сосланных, но живших среди братии было несколько священников Казанского округа, замешанных в бунте крестьян против помещиков 1861 г., и петербургский дворянин Якубовский, сосланный за беспорядочную жизнь своими вельможными родителями. Их смиряли черными работами, отчего состояние их было близко к отчаянию. О. Порфирий нашел возможным ходатайствовать за них перед высшим начальством, чтобы священникам разрешили совершать богослужение в монастыре, а Якубовскому, как человеку образованному и вполне исправившему свое поведение, преподавать в училище для трудников. Конечно, все благодарили Бога и о. Порфирия за облегчение своей участи.

Сам испытав в молодости нужду и лишения, о. Порфирий все четырехтысячное настоятельское жалование расходовал на благотворительность. Каждый нуждающийся монах, странник, бедняк-помор мог обратиться к нему за помощью. Он постоянно поддерживал нескольких студентов Петербургской духовной академии из архангелогородцев, а также ежемесячно высылал определенную сумму своим бедным родственникам. Как указывает И. Сырцов, в 1864 г. в Архангельске, предчувствуя печальный исход своей болезни, о. Порфирий переслал по почте две тысячи рублей в различные братства, а еще столько же лично вручил архиерею и губернатору для раздачи в благотворительные учреждения Архангельска. Поэтому после его кончины осталось только около 2000 р., предназначенных на погребение и поминовение.

По праву настоятеля о. Порфирий иногда расходовал на благотворительность и монастырские средства. «Монастырь, — говорил он, — пользуясь богатыми жертвами от народа, должен и сам оказывать помощь народу, когда она потребуется». В голодные годы бедняки-поморы увозили «безденежно» из монастыря десятки и сотни кулей хлеба. Бедных богомольцев одевали, питали и снабжали денежной помощью. При известии о пожаре, истребившем Симбирск, от монастыря немедленно была послана погорельцам одна тысяча рублей.

«Достоин предания суду»

К сожалению, о. Порфирию пришлось в последний год своей жизни выслушать больше обвинений, чем благодарностей со стороны братии. Главным поводом к обвинению было то, что не имея возможности ежедневно полностью присутствовать за будничными богослужениями, продолжавшимися около восьми часов, о. Порфирий установил для себя несколько сокращенное по сравнению с монастырским уставом богослужение и совершал его в церкви Благовещения рядом с настоятельскими покоями. По свидетельству близко знавших о. Порфирия, а также из его проповедей и дневников, можно заключить, что присутствие за богослужением и личное служение составляло для него жизненную потребность и источник душевной радости и силы. Он писал: «Более ста человек приобщил я святаго Тела и Крови Христовой, удостоившись приобщения прежде и сам. — Боже мой! Какую тайну великую совершаешь Ты через меня грешнаго, соделав меня орудием благостыни Твоей милующей!» ²⁵

О. Порфирий всегда оставлял свои многочисленные дела и ученые занятия и в положенные монастырским уставом часы предавался молитве, как и должно монаху. Однако блюстителям монастырского порядка этого казалось недостаточно: настоятель должен молиться с братией. Было обращено внимание и на то, что о. Порфирий в будние дни не бывает за братской трапезой, состоящей главным образом из непривычной для него трески и каши, живет в хороших покоях, носит дорогие рясы, выезжает в карете. Все это, по мнению обвинителей, свидетельствовало об отсутствии в архимандрите монашеского смирения.

Летом 1864 г. в обитель прибыл ревизор, который поддержал точку зрения жалобщиков. К тому же о. Порфирий вынужден был отправиться в Архангельск для советов с докторами, не дожидаясь конца ревизии (так как заканчивалась навигация), что показалось ревизору оскорбительным. Братия же, не расположенная к о. Порфирию, усилила обвинения, так что он оказался достоин предания суду. Рассматривая его отставку как дело уже решенное, монастырский собор решил задержать в монастыре на зиму пароход, который по приказу о. Порфирия должен был еще раз отправиться в Архангельск за настоятелем. Были приглашены на совет с собором все иноки, и только после долгих пререканий большинством голосов было решено исполнить приказание несмененного еще настоятеля. О. Порфирий был до слез расстроен известиями о действиях собора. Когда он по возвращении в монастырь высказал эту обиду пред братством, то многие из старцев тоже плакали, сознавая свою вину, но исправить ошибку было уже поздно.

Болезнь

Оскорбление со стороны братии, по-видимому, окончательно нарушило и без того расстроенное трудами и северным климатом здоровье настоятеля. В 1859 г. он прибыл на Соловки совершенно крепким и о болезни не думал. Однако осенью 1860 г. он простудился так, что все тело покрылось сыпью, превратившейся в гнилые струпья. И эта болезнь мучила его до весны, иногда препятствуя даже посещению храма. Летом болезнь куда-то скрывалась, но каждую зиму возобновлялась с некоторым усилением. Зимой 1864 г. архимандрит страдал более прежнего и потому решился отправиться летом в Архангельск за медицинской помощью. Помощь была оказана, но болезнь опять лишь затаилась. В сентябре о. Порфирий вопреки советам врачей отправился на Соловки. Осень прошла спокойно, но первый день 1865 г. оказался началом новых тяжких страданий для о. Порфирия: болезнь ушла внутрь, ломота и прострелы во всем теле временами становились невыносимыми. К весне из крепкого, видного собой человека, он превратился в скелет, покрытый кожей и едва имевший дыхание. На отходивший в Архангельск 2 июня пароход «Надежда» о. Порфирий был уже внесен в креслах под наблюдением специально вызванного из Архангельска доктора Серикова. Управление Соловецким монастырем настоятель при отъезде возложил на Собор и преимущественно на наместника иеромонаха Матфея.

По прибытии в Архангельск бывшие на пароходе монахи перенесли больного в ближайшую к берегу удобную квартиру. 4 июня благочинный Соловецкого монастыря иеромонах Анатолий рапортом обратился к епископу Архангельскому и Холмогорскому Нафанаилу с просьбой от лица всей соловецкой братии об участии к болящему и необходимых для него заботах. По заключению сразу прибывших врачей «архимандрит Порфирий оказался тяжко больным, особенно поражением печени и самой большой доли правого легкого… Врачи Сериков и Липницкий три раза в день бывали у больного, и по их личным отзывам хотя положение больного архимандрита Порфирия нельзя признать решительно безнадежным, но болезненные его припадки крайне тяжелы и опасны. Посетив архимандрита Порфирия, преосвященный [Нафанаил] нашел его в постели, едва могущим немного приподняться и с трудом говорящим. Квартира больного покойная и прислуга монастырская, сколько можно было заметить, благонадежна» ²⁶.

Прощание с архимандритом

В последние дни страданий о. Порфирий находил нравственную поддержку и утешение только в постоянном присутствии при нем преосвященного Нафанаила и ректора Архангельской семинарии архимандрита Доната. Они и закрыли ему глаза 26 июня 1865 г. 29 июня епископ Архангельский и Холмогорский Нафанаил в Архангельском кафедральном соборе совершил над усопшим торжественное отпевание «в собрании всего градского духовенства, при необыкновенно многочисленном стечении народа» ²⁷. Усопший все время пребывания своего в Соловецкой обители пользовался глубоким уважением многих архангелогородцев, видевших в нем кто — искреннего друга и ученого сотрудника, кто — любвеобильного благодетеля, а все вообще — ревностного проповедника истины, громкое слово которого летело с Соловков во все концы России.

30 июня по завещанию самого почившего и желанию братии тело архимандрита Порфирия во гробе было привезено на пароходе в Соловецкий монастырь. С парохода гроб был принят старшей соборной братией и сопровождаемый архимандритом Донатом при пении архиерейских певчих перенесен в Преображенский собор и поставлен на особо устроенное возвышение. Двое суток Соловецкая обитель с горькими слезами молилась ко Господу о упокоении отца ее, священноархимандрита Порфирия. Во всех церквах совершались заупокойные литургии и многократные панихиды по желанию братии. 2 июля отслужили последнюю надгробную панихиду, в которой участвовали более 30 иеромонахов, а присутствующих едва вмещал огромный собор. Настоятель был похоронен под Троицко-Зосимо-Савватьевским собором. Место это было указано одним из старцев и оказалось верхом всех последних почестей, ибо теперь его окружают опустевшие могилы святителя Филиппа, преподобных Зосимы, Савватия, Германа.

Архимандрит Донат в слове при погребении описал подвижничество архимандрита Порфирия на ученом поприще, напомнив заповедь апостола Павла, чтобы труждающимся в слове и учении воздаваема была сугубая почесть. Он подчеркнул также, что о. Порфирий без рассуждения и с покорностью принял свое назначение в Соловецкий монастырь и пребыл в нем делателем послушливым, даже до смерти со многим терпением перенося страдания от болезни. Обращаясь к почившему, архимандрит Донат сказал: «Горько сетуем о разлуке с тобой, но с другой стороны радуемся о блаженном твоем успении. Мы уповаем, что душа твоя, искушенная и переплавленная огнем тяжких болезней и страданий и седмерицею предочищенная всеми очистительными таинствами нашей веры, пошла чистою и светлою в небесное отечество; потому-то и почил ты сном смерти с молитвою на устах, тихо, спокойно, мирно и радостно, как дитя, засыпающее на лоне матернем» ²⁸.

На надгробной плите была сделана надпись: «Лета от Р.Х. 1865 месяца иуния в 26 день преставися настоятель Ставропигиального монастыря Священноархимандрит Порфирий, имея от рождения своего 52 года, монастырем сим управлял 5 лет и 9 месяцев».

Материал подготовлен М. Осипенко и И. Малаховой

¹ Сырцов И. Архимандрит Порфирий Карабиневич, настоятель Соловецкого монастыря // Архангельские епархиальные ведомости. Архангельск, 1891. № 20. С. 277.

² Такое имя указано в послужном списке 1865 г. В статье Русского биографического словаря (Ефимович И. Порфирий // Русский биографический словарь. М., 190-. Т. 14. С. 590–591) сказано: «Порфирий (в мире — Порфирий Семенович Пашута)»; в Генеральном алфавитном каталоге Российской государственной библиотеки (РГБ) его мирское имя указано как Пашута Федор Михайлович; в Генеральном алфавитном каталоге Российской национальной библиотеки (РНБ) он числится как Карабиневич-Пашута Федор Михайлович. В результате поиска, проведенного сотрудниками РГБ И.В. Малаховой и Е.Р. Цыгановой было показано, что путаница возникла, по-видимому, из-за того, что в Киевской духовной академии обучались в одно и то же время: на девятом курсе (1837–1839 гг.) — Пашута Порфирий Семенович, а на десятом курсе (1839–1841) — Карабиневич Федор Михайлович, впоследствии архимандрит Порфирий. В результате имена и биографии двух людей оказались перепутанными. К сожалению, путаница в именах продолжается. В библиографическом указателе «Православные монастыри и обители» (М., 2005) на с. 86 под № 103 читаем: «Порфирий (Успенский), архимандрит. Пароходы Соловецкого монастыря «Вера» и «Надежда», служащие для перевоза богомольцев через Белое море между Архангельском и Соловецким монастырем. — СПб., 1864»; а на с. 394 под № 1853 имеются такие сведения: «Порфирий (Пашута), архимандрит. Священноинок Иов, основатель Голгофо-Распятского скита на Анзерском озере <должно быть острове> (в мире духовник имп. Петра I): Биогр. очерк. СПб., 1863». Однако обе работы принадлежат перу Соловецкого архимандрита Порфирия — Федора Михайловича Карабиневича.

³ Ефимович И. Указ. соч. С. 591.

⁴ Сырцов И. Указ. соч. С. 285.

⁵ Духовная беседа. 1870. № 50. С. 338.

⁶ Там же. 1865. № 44. С. 367.

⁷ Несколько поучений, сказанных в Соловецком монастыре к братии и богомольцам, настоятелем архимандритом Порфирием // Странник. СПб., 1862. № 21. С. 1–3.

⁸ Сырцов И. Указ. соч. С. 289.

⁹ Фёдоров П.Ф. Соловки. Архангельск, 2003. [Репринт. Издание 1889 г.]. С. 224.

¹⁰ В 1866 г. согласно распоряжению Святейшего Синода управление монастырем было вверено Учрежденному собору, которому была дана соответствующая инструкция. Собор под председательством настоятеля состоял из наместника, казначея, благочинного, ризничего и духовника.

¹¹ Сулок — два платка, вложенные один в другой и привязанные к архиерейскому посоху у верха. Сулок появился из-за русских морозов. Нижний платок предохраняет от холодного посоха, верхний от морозного воздуха.

¹² История первоклассного ставропигиального Соловецкого монастыря. М., 2001. [Репринт. издание 1899 г.]. С. 174.

¹³ Странник. 1861. Декабрь. Отд. IV. С. 211–214.

¹⁴ Несколько поучений... С. 10–13.

¹⁵ Фёдоров П.Ф. Указ соч. С. 56.

¹⁶ Немирович-Данченко В.И. Соловки. Воспоминания и рассказы из поездки с богомольцами. М., 2000. С. 106.

¹⁷ Несколько поучений... С. 300.

¹⁸ Сектант, мнивший себя вторым Христом и серьёзно готовившийся к страданьям на кресте, за что в 1830-е гг. был препровожден в Соловецкий острог. Поддавшись убеждениям о. Порфирия, Израиль раскаялся в своих заблуждениях, был освобожден и поступил в число соловецкой братии.

¹⁹ Несколько поучений… С. 303.

²⁰ Иеромонах, строитель Голгофо-Распятского скита.

²¹ Душеполезное чтение. 1863. Ч. I. № 3. С. 64–77.

²² Там же. С. 77.

²³ По послужному списку можно видеть, что архимандрит Порфирий проявлял заботу о заключенных и при своем служении в Петрозаводске, а затем в Пскове состоял членом и даже директором Петрозаводского и Псковского тюремных комитетов. В 1852 г. он удостоился благодарности за должный порядок в Псковском тюремном замке.

²⁴ Духовная беседа. 1864. № 38. С. 81–100; № 39. С. 113–129; № 40. С. 150–157.

²⁵ Там же. 1869. № 16. С. 262.

²⁶ РГАДА. Ф. 1183. Оп. 1. Ч. 39. 1865 г. № 166. Московской Святейшаго Синода Конторы дело о кончине настоятеля Соловецкого монастыря архимандрита Порфирия и об определении настоятелем архимандрита Феофана. 10.07.1865. Л. 1.

²⁷ Архимандрит Порфирий. Настоятель Соловецкого монастыря: некролог // Духовная беседа. 1865. № 36. С. 521.

²⁸ Там же. С. 528.

СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ

Осипенко Марина Васильевна

По специальности физик-теоретик, кандидат физ.-мат. наук, работала в РНЦ «Курчатовский институт». Как и многие физики участвовала в реставрационных работах по восстановлению соловецких храмов в середине 1980-х гг. В настоящее время заведующая паломнической службой Соловецкого монастыря.

Малахова Инна Владимировна

В 1980 г. окончила Московский Государственный институт культуры. В настоящее время является заведующей отделом координации приоритетного обслуживания органов государственной власти и управления Российской Государственной Библиотеки.

Версия для печати