Альманах «Соловецкое море». № 1. 2002 г.

Юрий Бродский

На шестьдесят пятом градусе северной широты, между тридцать пятым и тридцать шестым меридианами из студеного моря поднимаются острова, называемые в России Соловками. Расположенный в ста шестидесяти километрах от Полярного круга, этот архипелаг из-за своих географических и климатических особенностей квалифицируется тарифными справочниками как «район Крайнего Севера», то есть один из самых суровых для жизни регионов.

Мощный ледовый панцирь на протяжении миллионов лет несколько раз сковывал северную Европу. Ледяные поля толщиной в два километра ползли на юг, перетирая горные хребты и прогибая кору Земли, но десять тысяч лет назад ледяной плен закончился. Огромное послеледниковое озеро соединилось с Мировым океаном, превратившись в море, называемое теперь Белым. Над водами поднялся мощный утес, выстоявший под натиском льдов. Вершины этого утеса, укрытые обломками-моренами и рыхлыми породами, принесенными ледником, образовали большие и малые острова Соловецкого архипелага.

Соловки притягивали жителей материка с незапамятных времен. Древние святилища Соловецкого архипелага значительно старше, чем афинский Акрополь: каменные выкладки из валунов — лабиринты — созданы около четырех тысяч лет назад. Один из этих лабиринтов считается крупнейшим в мире.

По мнению современных ученых, на Соловках долгое время не было постоянных поселений. В сознании древних людей острова, поднявшиеся из Хаоса при сотворении Земли, находились на границе с потусторонним миром и могли посещаться лишь для совершения обрядов да для захоронения вождей и героев.

Во второй четверти XV в. на архипелаге обосновался монастырь, задуманный как остров спасения в мирском море. Основатели маленькой деревянной обители, Зосима и Савватий, прославившиеся многочисленными чудесами, канонизированы в 1547 г. и с тех пор почитаются всем православным миром.

Канонизация отцов-основателей точно совпадает по времени с началом нового этапа развития созданного ими монастыря, когда обитель возглавил энергичный и мужественный сорокалетний церковный деятель, вошедший в историю как святитель Филипп. Он организовал на Соловках грандиозное каменное строительство. Возведенные при нем крупнейшая на Руси монастырская Трапезная палата и уникальный для своего времени двустолпный Спасо-Преображенский собор отличаются исключительным благородством пропорций и высочайшим профессионализмом исполнения. Пять веков спустя после завершения строительства эти сооружения будут включены в «Список всемирного наследия ЮНЕСКО» как шедевры архитектуры.

Особо следует отметить природоохранительную деятельность игумена Филиппа. Спасая медленно растущий приполярный лес, вопреки сиюминутной экономической целесообразности, он значительно ограничил порубку деревьев на островах для строительных нужд и для солеварения — основного средства пополнения монастырской казны в XVI в.

Стараниями предприимчивого настоятеля на Соловках создаются капитальные инженерные сооружения: водяные мельницы, садки для хранения ценных пород рыб, каменная гавань с доками, использующими приливно-отливные течения Белого моря. Через леса и болота к отдаленным скитам прокладываются надежные дороги, а десятки озер соединяются каналами. Заботясь о братии, игумен Филипп внедряет целый ряд прогрессивных технических новшеств: прокладывает водопровод и квасопровод, улучшает рацион питания монахов и их одеяния, буквально на грани нарушения Устава.

В короткое время из тихой обители, затерянной среди студеного моря, Соловки превратились в оплот духовной и экономической жизни севера Русского государства, центр технического прогресса, место паломничества для всей страны.

Уже после вынужденного отъезда игумена Филиппа в столицу забота о сохранении достигнутого на острове благосостояния вынуждает братию организовать защиту своих ценностей. Вокруг монастыря возводится гигантский пятиугольник оборонительных стен из огромных эрратических (ледниковых) валунов. Периметр крепости превышает 1 километр, высота — до 11 метров, а толщина у основания — около 6 метров. Над стенами поднимаются восемь башен, достигающих у вершин шатров 30 метров. Башни, согласно передовому военному опыту своего времени, далеко выступают за линию стен, обеспечивая возможность мощного флангирующего обстрела. Особенно надежно защищены въездные ворота. Их система безопасности включает в себя крутые повороты внутри проездных башен, решетки-гирсы и валунные козырьки-захабы. Соловецкая крепость — ровесница гамлетовской крепости Эльсинор — стала чудом фортификационного искусства. В XVII в. патриарх Никон назвал Соловки одной из трех главных «осударевых крепостей».

«Мрачная, обомшелая стена Кремля, исполинским утюгом придавившая землю... Темные камни лежат прочно, нерушимо... И не понять, не узнать: какой камень был положен со смиренной молитвой и какой со стоном отчаяния? Какой полит горючей слезой и какой согрет горячей молитвой? И где прошла та трещинка, что расступилась в наше время пропастью, превратившей этот остров в место беспрерывных мук? Почему не оградили монахи своих потомков от нового бедствия? Почему их труд, их вера, их мука не принесли нам мира, а породили еще более жестокую борьбу, еще более жестокую муку? Когда и кем — ими, нами было что-то утрачено, без чего невозможен мир?» — напишет позднее соловецкий заключенный Геннадий Андреев.

Для защиты своих владений на материке разросшийся монастырь был вынужден содержать войско, организовывать различные производства и промыслы, творить законы и вершить суд, подменяя органы светской власти.

Уже в далекие годы формирования коллективного характера обители, когда деревянный маленький монастырь только готовился превратиться в каменный кремль, когда лишь намечался поворот к богатству и процветанию, одной из сугубо мирских функций, принятых на себя монахами, явилось содержание на острове тюрьмы и ссылки, не прерывавшееся почти четыре столетия.

Тюрьма на Соловках, история которой восходит к первой трети XVI в., была самым строгим и самым вместительным среди православных монастырских мест заключения вплоть до конца XVIII в., когда в Суздальском Спасо-Ефимиевском монастыре открылось специальное «арестантское отделение».

Соловецкий острог объединял в себе функции главной тюрьмы духовного ведомства и секретной государственной темницы. Режим содержания узников зависел от персональных инструкций, поступавших в тюрьму вместе с арестантами с материка, а также от человеческих качеств настоятелей, возглавлявших монастырь. Количество заключенных, сидевших в казематах острова при предшественниках Петра I, не превышало двух–трех десятков одновременно. Некоторых из них предписывалось содержать взаперти «под крепким караулом до смерти», заковав в ручные и ножные кандалы; других достаточно было держать на привязи цепью к стене камеры; иных надлежало «использовать вечно в тягчайших трудах» под строгим надзором братии.

В остроге на острове, отрезанном от материка две трети года плавающими ледяными полями, сложились весьма суровые тюремные традиции. Камеры заключенных первые триста лет располагались по всей территории монастыря: в двух зарешеченных артиллерийских амбразурах у Никольских ворот; так называемая Головленковская тюрьма размещалась вблизи Архангельской башни за новобратским корпусом; в центральной части обители вечно темные камеры находились в подклетах Успенской церкви. Сроки заключения были огромные, практически пожизненные. Некоторые арестанты маялись по 20–40 лет, известны случаи, превышавшие 60 лет, но большинство погибало в первые годы заключения.

Без малого четыре столетия монахи Соловецкого монастыря так или иначе являлись охранниками, кормильцами и экзекуторами «своих» узников. Делали иноки это так же старательно, как молились Богу, как сажали репу или били морского зверя на промыслах, по необходимости, послушно исполняя возложенные на них властями обязанности.

Вынужденное общение с образованными, зачастую знатными, а иногда просто яркими личностями из числа заключенных, разрушительно действовало на устои обители. Понимая это, новгородский митрополит Никон (будущий патриарх Московский), знавший Соловки не понаслышке, в 1651 г. предупреждал старцев об опасности — «... ибо от тех ссыльных бесчинсчиков бывают многие смуты».

Предсказание Патриарха оказалось пророческим. Давно готовившаяся воевать обитель оказалось легко втянутой в жестокое противостояние, получившее название «раскол», а некоторые из узников соловецкого острога стали подстрекателями и идеологами начала смуты. Князь Михаил Львов — царский стольник, бывший начальник московского Печатного Двора; Феофан — архимандрит одного из афонских монастырей; Осип Пирютин — сын боярский, ротмистр рейтарского строя; Сильвестр — участник разбойных походов и грабежей на Волге известны историкам как одни из зачинщиков антиправительственного мятежа.

Поводом для восстания монашеской обители оказалась разумная по сути, но резкая по форме введения реформа патриарха Никона, ставящая своей целью унификацию церковных обрядов по всей стране.

Соловецкий монастырь оказался крупнейшим центром раскола. С 1667 по 1676 гг. он противостоял правительственным войскам, отменив моление за здравие царя. Сложилась парадоксальная ситуация, когда «воины Царя Небесного сражались с воинами царя земного». Лишь после предательства одного из монахов, показавшего тайный проход в крепость, оборона «воинов Царя Небесного» была сломлена, мятежники перебиты с невероятной жестокостью, а монастырь разграблен стрельцами царя Алексея Михайловича под командованием воеводы Ивана Мещеринова.

Свято место пусто не бывает. В обитель прислали новых иноков, но чуждые для монашествующих роли тюремщиков братия была вынуждена играть как и прежде. Парадоксально, но царский воевода, возглавивший разгром взбунтовавшегося монастыря, волею судеб оказался среди первых узников нового поколения соловецких заключенных.

Наследник царя Алексея Михайловича — император Петр I — значительно увеличил число своих подданных, отправляемых в Соловки под конвоем. Сначала сюда привозили противников его нововведений, а после в застенках монастырской тюрьмы оказались многие знаменитые сподвижники царя-реформатора. «Имя Соловков сделалось грозным и страшным по свидетельству истории российской», — писал соловецкий архимандрит Иларий, взявший на себя заботы по реконструкции тюрьмы.

В конце 20-х гг. XIX в. здание Иконописной палаты в северной части монастыря было превращено в специальный тюремный корпус, где на двух этажах размещалось 28 «арестантских чуланов» с двойными решетками на окнах, а в 1842 г. по ходатайству вышеупомянутого Илария архитектором Щедриным надстраивается третий этаж с девятью камерами, хотя и тогда количество заключенных на архипелаге не превышало 50 человек.

В середине XX в., уже после ухода с Соловков и монастырских узников, и советских концлагерей, именно над этим острогом будет поднят государственный флаг СССР, так как здание старой тюрьмы на многие годы станет резиденцией местных органов коммунистической власти.

Среди первых известных заключенных соловецкого острога оказался современник святителя Филиппа — несправедливо обвиненный в ереси игумен Троице-Сергиевой лавры Артемий, а вскоре вслед за ним из Московского Кремля в Соловецкий Кремль прибыл под конвоем в ссылку один из судей безвинно осужденного игумена — духовник Ивана Грозного, автор «Домостроя», благовещенский поп Сильвестр. Такое причудливое сплетение жизненных путей соловецких узников и их судей будет повторяться еще не раз. В истории весьма засекреченной монастырской тюрьмы можно обнаружить несколько удивительных ситуаций, в которых всесильные столичные вершители судеб вдруг (а может, и не вдруг) низвергались в те же соловецкие казематы, что и их недавние жертвы.

По сведениям историка Г.Г. Фруменкова, мартиролог Соловецкой монастырской тюрьмы со времен Ивана Грозного включает в себя не менее 400 имен. Основную массу составляли религиозные вольнодумцы и другие «отступники» веры, хотя в списке узников можно встретить много имен людей, попавших на остров не по своей воле, безотносительно их религиозных взглядов.

Среди знаменитых заключенных находились видный деятель Смутного времени Авраамий Палицын, бывший «царь всея Руси» Симеон Бекбулатович; любимец Петра Великого, бессменный глава Тайной канцелярии П.А. Толстой вместе с сыном; а также соперник П.А. Толстого, наставник Петра II сенатор В.Л. Долгорукий, тоже с сыном; президент коммерц-коллегии граф П.Н. Мусин-Пушкин, выступивший против бироновщины; последний атаман Запорожской Сечи Петр Кальнишевский, без суда и следствия тайно спрятанный в соловецком подземелье; борец за освобождение Польши Иоанн Елонский; знаменитый справщик книг при патриархе Никоне грек Арсений; видный французский сановник, Август Турналь, соучастник побега императора Наполеона из заключения с острова Эльба.

Известность и популярность Соловецкого монастыря как великого богомолья, соединялась с глухой дурной славой монастырской тюрьмы вплоть до начала XX в. Парадоксальным остается и тот факт, что место религиозного добровольного уединения с благой целью спасения души оказалось центром принудительной изоляции, главным образом по религиозным мотивам.

Разорение соловецкой крепости стрельцами царя Алексея Михайловича, а также всевозможные поборы Петра Великого и секуляризация владений на материке при Екатерине II подорвали экономическое могущество монастыря. Соловки уже не играли роль столицы «государства в государстве» на Севере России, перестав быть и крупнейшим культурным центром. Упало военно-стратегическое значение крепости. Медленно-медленно обитель, освобожденная от вериг многих светских обязательств, нащупывала свой путь развития.

Постепенно сложился облик братии как единого коллектива, собранного единым замкнутым местом деятельности. Соловки не прославились в этот период подвигами благочестия, не создали новых архитектурных или литературных шедевров, не выдвинули из своей среды выдающихся деятелей всероссийского масштаба. Современники называли обитель тех лет «Крестьянским царством» — идеалом коллективного хозяйства. Ставка делалась на развитие ремесел и небольших производств с внедрением новейших достижений науки и техники. К середине XIX в. выкристаллизовался девиз обновленного монастыря: «В труде спасаемся!»

Безусловно, близость к Северному полюсу, мореходная практика в высоких широтах и жизнь в окружении выдающихся шедевров архитектуры влияли на образ мышления братии. Писатель и путешественник В.И. Немирович-Данченко, побывавший на островах, отметил, что для понимания характера обители необходимо увидеть ее представителей в характерной для них обстановке. Соловчанина, например, нужно наблюдать во время шторма на палубе монастырского судна или во время выволочного весеннего промысла морского зверя на крутящихся среди волн льдинах; соловецкие монахи, предоставленные сами себе, даже головной убор носят не по-консисторски установленному образцу, а заломив набекрень!

В 1903 г. тюрьма в обители была, наконец, упразднена, и в XX в. Соловецкий монастырь вошел уверенной походкой предприимчивого хозяина, достигнув на этом поприще значительных экономических успехов. Монахи под руководством талантливого организатора — архимандрита Иоанникия — приспособились к новому укладу жизни. Они имели свой флот и первый на Севере России сухой док, радиостанцию, гидроэлектро-станцию — одну из первых в стране, развитую сеть морских промыслов, ремесленных и сельскохозяйственных производств. Множество достижений технического прогресса без промедления внедрялось в хозяйственную жизнь обители. Благодаря эффективной рекламе десять-пятнадцать тысяч паломников ежегодно посещали далекие острова, принося значительный «кружечный доход». Монастырь содержал на свои средства госпиталь в столице, давал деньги в долг правительству, торговал с заграницей, участвовал во всемирных выставках, подумывал о покупке самолета, но в недрах здорового организма уже появилась раковая опухоль... в виде красивой идеи о всеобщем равенстве во имя всеобщего счастья.

Соловки как частичка России, естественно, имели с ней общую историю, однако, оглядываясь назад, можно видеть, что первые камешки лавин, обрушивавшихся на страну, отчетливо прослеживаются на островах раньше, чем на материке. Лагерная присказка «Сегодня в Соловках — завтра в России» имела место и во времена опричнины, и в Смутное время, и в годы раскола... Так происходило и в начале двадцатого столетия, когда в монастырскую братию влилась команда флотской братвы, пережившей во время Русско-Японской войны разгром и сдачу в плен под Порт-Артуром. Активные морячки (принявшие постриг по обету целым отрядом, на льготных условиях, почти сразу в иеромонахи — по особому указанию Синода) неожиданно, прикрываясь словами о борьбе с неравенством, начали борьбу за власть в процветающей обители. Путем противоправных действий, называвшихся в прессе тех лет «соловецкой сварой», им удалось в 1917 г. свергнуть настоятеля монастыря Иоанникия, воспроизведя на островах микромодель падения самодержавия в России.

Новый, избранный голосованием «коллектива верующих» настоятель Вениамин показался флотским «монахам» недостаточно прогрессивным, и бывшая братва продолжила борьбу. В прибытии на острова чекистов и введении на архипелаге Особого Управления эти монахи пытались усмотреть «провидение свыше», рассчитывая согласно сохранившимся документам на помощь «соловецкой советской власти» в «справедливой» организации монастырского общежития, как, по их мнению, учил безвременно погибший еще в XVI в. святитель Филипп, «борец за угнетенных».

Реально же захват большевиками власти в стране означал для Соловков замораживание привычных форм жизни. Монастырь переименовали в Кремль, Белое озеро — в Красное. «Суровая климатическая обстановка, трудовой режим и борьба с природой будут хорошей школой для всяких порочных элементов!» — постановили победители и создали в 1920 г. на территории «бывшего рассадника религиозного дурмана» концентрационный лагерь для военнопленных Гражданской войны. В 1923 году этот лагерь перерос в СЛОН — Соловецкие лагеря особого назначения. Парадоксально, но первыми узниками СЛОНа оказались активисты тех политических партий, которые прежде были союзниками большевиков в борьбе за власть.

Особое назначение Соловецких лагерей состояло в том, что там для «исправления», а не за провинность, первоначально изолировались люди, представляющие угрозу для советской идеи лишь только фактом своего существования. Активных противников власти, посмевших взять в руки оружие или пытавшихся публично высказывать свое мнение, большевики уничтожали сразу. В концлагеря же заключались те, чье воспитание не согласовывалось с коммунистической практикой, те, кто в силу своего образования, происхождения или профессиональных знаний оказались «социально-чуждыми». Большая часть этих людей была брошена в Соловки не по приговорам суда, а по решениям различных коллегий, комиссий, совещаний...

У Полярного круга возник полигон — там, вдали от посторонних глаз, постепенно стали отрабатываться организация охраны и практика расстрелов, обсуждалась вероятность применения отравляющих газов и технология захоронения трупов; определялись нормы питания и изучались возможности массового использования принудительного труда. Соловецкие охранники, прошедшие школу на Островах, возглавляли потом лагерные Управления по всему СССР. На Соловках внедрялась индустрия создания граждан с принципиально новым — советским сознанием. Руководители системы считали, что ими создана «Фабрика Людей». Заключенный Михаил Никонов назвал это предприятие «АДСТРОЕМ».

На островах Соловецкого архипелага была создана модель государства, разделенного на группы по классовому признаку, где имелись: своя столица, свой Кремль, своя армия, свой флот, свой суд, своя тюрьма и хорошая материальная база, доставшаяся в наследство от монастыря. Печатались свои деньги, издавались свои газеты и журналы. Свыше шестидесяти соловецких монахов, принявших декларацию митрополита Сергия и ставших «обновленцами», работали в лагере вольнонаемными инструкторами. Имелось даже несколько театров и научное общество, изучавшее природу и памятники истории на территории лагеря.

Труд в Особом лагере сначала имел только «воспитательное» значение. Под присмотром «самоохраны», то есть бывших чекистов и бывших коммунистов, осужденных за уголовные преступления не в тюрьму, а на администрирование каторгой, узники, как правило, высококвалифицированные специалисты, носили воду из проруби в прорубь, перекладывали бревна с места на место, до потери сознания хором кричали здравницы начальству. И, конечно, лучшие погибали первыми... Этот период формирования лагерной системы закончился в 1929–1930 гг. массовой гибелью заключенных, главным образом, от «тяжелых условий жизни», как писали в актах о смерти, а затем и уничтожением охранников, рьяно выполнявших карательные функции.

Следующий шаг в развитии концлагерной системы на Соловках связан с попытками получения максимальной прибыли от принудительного труда заключенных и созданием все новых и новых подразделений СЛОНа на материке от Ленинградской области до Мурманска и Урала. Те лагеря, находившиеся вне территории островов Соловецкого архипелага, еще в начале тридцатых годов продолжали называться Соловецкими. Контингент заключенных значительно расширился, возросло количество технических специалистов, квалифицированных работников, а также крестьян, не понимавших счастья труда в колхозах, и другой «рабсилы», необходимой для расширения социалистических преобразований в СССР.

Главный новый лагерный закон гласил: «Хлеб по выработке!». СЛОН перевели на хозрасчет. Больные, физически слабые, пожилые заключенные были теперь изначально обречены на истощение и смерть, но те, кто выполнял нормы выработки, получали не урезанный продовольственный паек, награждались грамотами и премиальными пирожками, их портреты вывешивали на лагерной «доске почета». Сталин даже предложил награждать заключенных орденами, но не выпуская их из лагеря, «чтобы на свободе они опять не испортились»...

Соловки же — родина концлагерной системы — после уничтожения древних лесов архипелага перекачали большую часть своих узников с островов на «ударное» срочное строительство Беломорско-Балтийского канала и превратились из «Парижа Северных лагерей» (по образному выражению репрессированного профессора Ивана Озерова) в одно из многочисленных советских мест заключения. Режим охраны заключенных на островах все больше ужесточался, узников лагерей с середины 30-х гг. стали переводить на тюремное содержание. Осенью 1937 г. около двух тысяч соловецких заключенных, отобранных по решению тюремной администрации, были расстреляны. Но палачи-исполнители и палачи из Москвы, отдавшие указания о массовых убийствах соловецких заключённых, ходили по земле не намного дольше, чем их жертвы, — большинство этих гэбэшников образца 1937 г. вскоре тоже были расстреляны.

Исторические этапы деятельности «исправительных лагерей» на Соловках закончились массовой гибелью «исправляемых», однако и большинство деятелей, приложивших руку к созданию концлагерей на островах, тоже стали жертвами построенной ими системы. Чекист, поднявший над Соловецким монастырем красный флаг, через три года вернулся в Соловки — уже как заключенный. Архангельский чиновник, первым предложивший превратить беломорский архипелаг в большой концлагерь, расстрелян. Заместитель председателя ВЧК, подготовивший Постановление ВЦИК СССР об Особых лагерях на Соловках, расстрелян. Глава правительства СССР и его управляющий делами, подписавшие документ о создании Соловецких лагерей особого назначения, расстреляны. Жизненные пути многих и многих руководителей Соловецкого концлагеря были тоже принудительно оборваны. Оказалось, что все в проигрыше. Нет победителей. Система никому не принесла счастья.

Соловецкий архипелаг после массовых расстрелов заключенных в 1937 г. был выведен из состава ГУЛАГа и превращен из лагеря в образцовую тюрьму Главного управления государственной безопасности, имевшую пять отделений на разных островах. Только штат обслуживающего персонала составлял свыше тысячи человек, одних парикмахеров — восемь. Тюрьма на Соловках отличалась очень суровым режимом, явившись вершиной пенитенциарной системы СССР, но одновременно и ее тупиком. Количество заключенных продолжало увеличиваться. Маятник репрессий продолжал раскачиваться, уничтожая и уродуя как узников, так и их охранников.

Для содержания заключенных на Соловках использовались буквально все монастырские помещения и построенные на скорую руку бараки. В 1939 г. завершилось возведение специального Большого Тюремного корпуса. Его первооткрывателями вполне могли стать заказчики строительства — коллеги «железного» наркома НКВД Николая Ежова, расстрелянного в Москве, однако Соловецкая тюрьма по приказу нового наркома внутренних дел Лаврентия Берии вдруг срочно расформировывается. Начиналась вторая мировая война, и территория архипелага потребовалась для организации на ней военно-морской базы Северного флота. Сложилась парадоксальная ситуация: единственным местом на островах, где не сидели заключённые, оказалось единственное специально построенное для этого капитальное здание.

Поздней штормовой осенью 1939 г. узников этапировали в другие изоляторы и лагеря на материк, где их еще долго узнавали по особой соловецкой тюремной одежде.

Лагеря покинули Соловки окончательно, выплеснувшись на материк, но еще долгие десятилетия земля архипелага была окружена табличками «Запретная зона». Даже советская власть в виде избираемых населением местных советов впервые пришла на архипелаг только в 1944 г. КГБ десятилетиями преследовал любые попытки проникновения в историю лагерей, материальные следы ГУЛАГа на островах целенаправленно уничтожались. Не осталось в alma mater советских лагерей и живых очевидцев «средневековья» XX в. Лозунг «Железной рукой загоним человечество к счастью!», как оказалось, привел лишь к гибели большинства, попавших под эту «железную руку». Согласно опубликованным материалам Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий, ;за годы советской власти по политическим мотивам в СССР было расстреляно, а также погибло в тюрьмах и лагерях около 25000000 человек.

Свою жизнь или часть жизни оставили в Соловках и связанных с ними лагерях Карелии около миллиона заключенных. Это не самая большая цифра в шестидесятимиллионном перечне жертв коммунистического режима. Однако уже для многих людей именно слово «СОЛОВКИ» стало символом репрессий. Недаром памятник всем жертвам ГУЛАГа, установленный в Москве на Лубянской площади против главного здания КГБ СССР, это — Соловецкий Камень — глыба гранита, привезенная из бывшей лагерной столицы. Соловецкий Камень стал алтарем, где теперь принято зажигать свечи в память о погибших в советских застенках.

И все-таки СОЛОВКИ, в первую очередь, не только символ «лобного места» одной шестой части земной суши. История Соловецких лагерей особого назначения, где в концентрированном виде проявилась античеловечная сущность коммунистической власти, в конечном итоге, — фрагмент всемирной картины борьбы зла с добром. Эта история знает многочисленные примеры духовного сопротивления безвинно арестованных узников, которые вопреки физическим и моральным страданиям, не утратив человеческого достоинства, завершили здесь свой жизненный путь.

Благодаря подвигам этих людей Соловки из символа репрессий становятся в нашем сознании символом единения и святости, ведь и крест — символ спасения, как ни парадоксально, когда-то был лишь орудием мучительной казни. В Соловках ушли из жизни по единым спискам тысячи людей многих национальностей и различных мировоззрений, а земля, где пролита кровь безвинных мучеников, почитается всеми религиями как святая.

Бродский Юрий Аркадьевич

Родился в 1946 г. Исследователь истории Соловков и профессиональный фотограф, автор публикаций в журналах и сборниках России, Германии, Голландии, Италии, Финляндии, Польши, США, Японии, а также автор первой в СССР (Соловецкий музей) экспозиции, посвященной памяти жертв политических репрессий «Железной рукой загоним человечество к счастью!» и нескольких персональных выставок по этой теме: «Соловецкий концлагерь в монастыре» (Римини-Милан, 1998), «Соловецкие парадоксы» (Варшава, 1998), «Новый человек» (Дрезден, 1999).

Фототека Юрия Бродского по соловецкой тематике включает в себя более 5000 негативов и слайдов, многие из них являются уникальными, так как запечатлели свидетельства лагерной истории Соловецкого архипелага, уничтоженные по указаниям КГБ и в процессе реставрации памятников архитектуры.

Версия для печати