Альманах «Соловецкое море». № 1. 2002 г.

Петр Челищев (1745-1811)

Того же 22 числа июня в воскресение после обеда оного ж крестьянина Петра Лукьянова нанял, чтобы он довез меня с людьми и экипажем в большой своей лодке до города Кеми, 50 верст за два рубли пятьдесят копеек, а если доставит в Соловецкий монастырь, до которого от деревни Сорокиной 90, а от города Кеми 60 верст, то за пять рублей; и сделавши на той лодке простую, на скорую руку для защиты от дождя и морского холодного ветра каюту и склавши в нее экипаж, не могши в двое суток дождаться благополучного попутного ветра, а при небольшом противном ветре дождавшей идущей обратно в море нам попутной прибылой воды, в восемь часов по полудни поехали с четырьмя гребцами греблею…

25 числа в среду, отъехавши от города Кеми 30 верст, в восемь часов по полуночи для обеда и отдыху гребцам пристали к каменному острову, называемому Немецкий варак (так его называют потому, что в старинные времена, как сказывают тамошние обыватели, на нем приставали, подходя к Соловецкому монастырю шведы, прибавя еще к тому, будто они все на нем окаменели; но я, ходя из любопытства по острову, не видал ни одного камня похожего на человека, а такое же каменье, как и на прочих островах). Оный островок во окружности не больше двух верст, весь как будто из одного камня, только имеет сделавшиеся от воды узкие расселины и неширокие с пресною водой лощины, и по ним редкий маленький лесок и белый мох; сей остров тем больше достоин примечания, что имеет вверх три холма, разделяющиеся неширокими площадками, и так высок, что я во оный проезд нигде подобного ему не видел; вкруг его, неподалеку один от другого, небольших каменных же 47 островов, которые все вообще называются Кузовами и Немецкими островами; на самом верху сего острова все проезжающие в Соловецкий монастырь и обратно ставят деревянные большие и малые кресты, где и я, с вырезанием своего имени, года, месяца и числа поставил крест. От оного острова, пообедавши при солнечном сиянии, при противном не очень большом ветре и при противной приливной с моря воды, большою салмою, по которой не видно было вблизи нас островов, поехал в половине второго часа по полудни греблею.

Подъезжаючи к Соловецкому монастырю и острову, проезжали мимо небольших островов Бабья, Воротня, Песья Корги, три Сенные да две Парусинные лудицы; из них на Бабьей Корге, когда князь Мещерин покорял живших в Соловецком монастыре монахов и бельцов, тогда их на ней наказывал и многих казнил смертию, кои там и погребены; а против Воротней Корги, во означение для приезда к монастырю фарватера двумя поставленными в воду большими крестами, между которыми ездят, сделаны ворота. Проехавши от Немецких островов или Кузовов 30, от города Кеми 60, а всего от деревни Сорокиной морем 134 версты, того ж 25 числа июня в среду в восемь часов по полудни, приехав к Соловецкому монастырю, стали квартерою во отведенных за монастырской стеною в деревянных гостиных кельях.

Оный монастырь изначально построен во время бывших великих князей Василия Васильевича Владимирского, Московского и всея России, Бориса Александровича Тверского и Федора Ольговича Рязанского, при архиепископе Новгородском и Псковском Ионе, пришедшим на сей пустой остров монахом Зосимою, который по умертвии в сем же монастыре объявился святым; после ж того мало помалу оный монастырь пришел в цветущее состояние, и во владении его было жалованных от разных государей и данных от господ крестьян по тогдашнему счислению 7500 душ. В нем двоекратно изволил быть в 1694 июня седьмого и 1702 годах августа десятого числ Петр Великий, первый Российский император, и в то свое пришествие жаловал в монастырь деньги, хлеб и порох; в память же того по его царскому приказу на берегу, у самой пристани, возле гостиных деревянных келий, построена деревянная часовня и поставлен большой четырехконечный деревянный крест, возле которых и я поставил деревянный крест с следующими на нем надписями:

1. «Се примирение Творца с Его созданием».

2. «Очищение греха и хлеб ангельский».

3. «Дверь вечности и чаша жизни».

4. В середине: «Источник бессмертия и душевного покоя».

5. «Путь небесный и щит спасения».

А на другой стороне означено мое имя, год и июль месяц.

Внутри оного монастыря строения все каменные из кирпича, а стена, что вокруг монастыря, сделана наподобие крепости, с восьмью башнями из дикого камня. В нем в шести церквях четырнадцать престолов; в первой, в соборе, — настоящий храм Преображения Господня, с правой стороны — придел Собора Архангела Михаила и прочих бесплотных Сил, с левой стороны — придел преподобных отцов Зосимы и Савватия, в которых и мощи их в серебряных раках, запечатанных Петром Великим, препочивают. Вверху над собором на своде по углам четыре престола: в главах первый — двунадесяти, втором — семидесяти апостолам, третий — великомученнику Феодору Стратилату, четвертый — преподобному Иоанну Списателю Лествицы; во второй соборной теплой церкви — Успению Пресвятыя Богородицы, в оной же церкви наверху два престола: первый — Усекновения Честныя Главы Иоанна Предтечи, второй — великомученику Дмитрию Солунскому Чудотворцу. В оной Успенской церкви братская трапеза и при ней кухня, келарская и хлебодарьня, а внизу хлебопекарня, просвирная и несколько для жительства трудников келий; в третьей церкви, под колокольней, — престол Николаю Чудотворцу; в четвертой, больничной, — Филиппу, митрополиту Московскому; в пятой — над Святыми воротами, — Благовещению Пресвятыя Богородицы; в шестой, деревянной, за монастырем на кладбище, — преподобному Онуфрию Великому. Между собором и колокольнею в каменной часовне под спудом препочивают в земле мощи преподобного Германа, который при начале сего монастыря жил на оном острове с преподобными Зосимой и Савватием. В помянутой монастырской хлебопекарне есть в столе небольшой Одигитрии Богоматери явленный образ, который, как сказывают, от бывшего пред сим пожара остался невредим.

В ризнице нашел я очень много достойных любопытства и примечания вещей: два золотых осеняльных креста, подаяние царя Иоанна Васильевича, весом один три, а другой полтора фунта; золотой же потир или для причащения чаша, убранная каменьями, весом пять фунтов; архимандричья шапка с разными драгоценными каменьями и крупным жемчугом, по оценке в тридцать тысяч рублей, подаяние царя Алексея Михайловича, а другая — его духовника, только не так дорога, всех же шапок восемь разных доброт и цен; четырнадцать хороших архимандричьих риз, у которых оплечья, а у некоторых из них и подольники унизаны крупным жемчугом и усажены разными драгоценными каменьями; на лучших ризах есть два достопамятных жабовых камня, один в вершок, на нем вырезан барельеф Благовещения Пресвятой Богородицы, а другой более того с изображением, барельеф же, Михаила Архангела во весь рост; восемь дьяконских стихарей и шесть орарей, также унизанных крупным жемчугом, и некоторые из них украшены каменьями и золотыми крестами; довольное же число, также с жемчугом и каменьями, патрихилей, поручей и архимандричьих набедренников и палиц, и прочих облачений и покровов; сверх того, две драгоценных плащаницы, шитые шелками, с каменьями и жемчугами; несколько дорогих Евангелиев, писанных и печатных, из которых достопамятнейшее — княжны Пожарской, писанное самою ею во времена Дмитрия Ивановича Донского. В книгохранительнице при соборе изрядное собрание книг древних печатных, на съедение плесени и моли преданных; достопамятнее из них есть книга, писанная полууставом с золотом, на александрицкой листовой бумаге, житие преподобных Зосимы и Савватия, с лицевым на всякое чудо и приключение изображением; за оную книгу, сказывают тамошние монахи, уже давали им пятьсот рублей; другая ж подобная сей в пол-листа. Вторая книгохранительница, состоящая в ведомстве того же монастырского духовника отца Клеопы, тщательно наполнена не малым вздором, состоящая из полутора тысяч скорописных книг, в числе коих есть до ста одних сборников, множество экземпляров Скрижалей, Лествечников, Каменей веры и прочих тому подобных старинных книг; оные они потаенным образом дают списывать раскольникам, что чаятельно нарочито умножает число отщепленцев, почему и жалеть надобно, что оные библиотеки не отбраны под хранение Синода.

В ружейной палате множество старинных ружей, ружейных стволов, лож, порошниц, луков, стрел, пистолетов, шпаг, шишаков и прочего старинного военного орудия, и несколько платья, что все не составляет важности, а есть только три жалованные от государей с золотыми и серебряными высечками булатных шпаги в хороших позолоченных, серебром оправленных ножнах, а других никаких любопытных вещей нет; а имелось много, но в предосторожность нынешней со шведом войны прислан был в Соловецкий монастырь с несколькими человеками военной команды из Петрозаводска советник, (который на Соловецком острове сделал три ничего не значащих батареи, чрез коих рвы мы с Сергеем Николаевичем Синявиным перескакивали), и ему для вооружения бывшей с ним команды военной позволено было сию ружейную палаты разобрать, то из нее возами брал, и возами же назад отвозил. По стене, что из дикого камня вкруг монастыря, а больше в башнях, лежит несколько изрядной величины медных старинных, теперь уже в употребление негодных пушек и в пороховом магазеине пороху и ядер.

Оный монастырь не состоит под ведомством епархиального архиерея и его консистории, а зависит во всем от Синода; в нем во время моей бытности был архимандрит Иероним: по данному исстари сему монастырю пред прочими преимуществу служит литургию подобно архиерею с осенением свечами и принимает дары, только что никого не может посвящать даже и в стихарь и облачается в обыкновенную архимандричью одежду в алтаре. Иеромонахов в сем монастыре в мой проезд было одиннадцать, иеродиаконов четыре, монахов четырнадцать, бельцов, чтущихся к пострижению, четыре; вместо штатных служителей дано для оборонительства от набегов иноземцев от Петра Великого солдат вечно 300 человек. Пороховая казна и пушки, оные солдаты, которых во время моей там бытности, налицо с малолетними их детьми состояло девяносто один человек, находятся и поныне в ведомстве и распоряжении того монастыря архимандрита, на караулах и при исправлении разных монастырских работ; из них некоторые обучены иконописному, резному, столярному, сапожному, портному, кузнечному и отчасти и слесарному мастерству. Архимандрит получает из Архангельской казенной палаты годового штатного жалования 500 рублей, для приезжающих господ 300 рублей, наместник Симон 50 рублей, казначей 25 рублей, иеромонахи по пятнадцати и иеродиаконы по тридцати, монахи по девяти рублей; сверх же сего, делят из сборной богомольцев за молебны и всенощные кружки половину, а другую оставляют на монастырские расходы и на трапезу для всего монастыря и приезжающих богомольцев; из дележной же половины архимандрит себе берет против всех половину, из остальной же затем части последнему иеромонаху в год достается от ста до полуторых сот рублей; а также и на солдат обыкновенное солдатское денежное жалование и провиант получается из Архангельской же казенной палаты по третям. К оным соловецким солдатам для наблюдения караулов за содержащимися в ссылке офицеров, несколько сержантов и капралов определяются из Архангельского батальона.

Во оный монастырь каждый год в марте месяце большие чайки прилетают и живут внутри и около монастыря до августа месяца, и выводят в монастыре и около на крышах и возле дорог своих детей, и во все оное с марта до августа месяца время так смелы и не боязливы, что их можно ловить руками. А в августе месяце прилетают вороны и, выгнав из монастыря чаек, живут всю зиму до марта месяца, а в марте опять прилетают чайки и прогоняют воронов.

Сей монастырь стоит на острове Белого моря, называемым Соловецким (по которому и оный монастырь таковое же название имеет), который длиною почитают до 75 берегом, вокруг моря 150, а шириною не равен, однако ж самое широкое место не больше 30 верст, собою продолговат, и море около его обошло мысами и заводями; лежит о севера к югу; на нем, по объявлению тамошних жителей, до 170 небольших озер, в них ловится рыба: лещи, щуки, окуни, а нередко и плотицы; звери всегда бывают олени, лисицы, зайцы и белки; а гадов никаких нет. Достойно ж примечания то, что Филипп митрополит, во время своей в Соловецком монастыре бытности игуменом, провел из озера в озеро неширокие канавы, а из ближних в лежащее при самом Святом Озере озеро, и на проведенной в него через монастырь канаве, между монастыря, внутри ж монастырской каменной ограды, в особом дворе построена каменная ж о четырех жерновах камнях и толчеею водяная мельница; в ней толкут и мелят разный хлеб на монастырские разные потребы.

В оном монастыре, на особых близ монастыря дворах, держат лошадей и быков, а кобылиц и коров, будто по завещанию преподобного Зосимы, не держат; на лошадях исправляют монастырские работы и набольшую пахоту, а быков употребляют на еду работникам и солдатам, а лишних лошадей и быков продают; сено ж на прокормление их имеют свое и никогда его не покупают, а косят оное горбушами на Соловецком, Анзерском и Заяцком, а больше на двух Муксалмских островах, ибо два оных острова рядом один с другим как будто сенокосные при реках лежащие луга, и для того Филиппом митрополитом во время в Соловецком монастыре игуменства, затем, что преподобным Зосимой запрещено на Соловецком острове держать коров, там выстроен был коровий двор, где для довольствия монахов молоком и маслом, а солдат и работников говядиною, держали коров и быков; по отбытии ж его из Соловецкого монастыря в Москву в митрополиты, тот коровий, наступившим на его место игуменом был разорен, и коровы все распроданы, а оставлены только одни быки, которых содержат и поныне на Соловецком острове, а с тех Муксалмских островов получают сено.

Из Соловецкого монастыря тридцатого числа июня, в понедельник в три часа по полудни на монастырских десяти лошадях, в архимандричьей колясочке, с четырьмя для переезда морем гребцами и пятым лоцманом, поехал вместе с капитан-лейтенантом Сергеем Николаевичем Синявиным (который по причине своей в левой руке, от полученных в нынешнее со шведом сражение ран, жил по обещанию в Соловецком монастыре три месяца), поехал в Анзерский скит, который расстоянием от Соловецкого острова морем пять, а от монастыря до того Анзерского острова, на котором оный скит, двадцать верст. Сперва ехали срединою Соловецкого острова, а потом берегом того же острова на восток. Проехавши от монастыря четыре версты, верст десять ехали около глубокой гавани; в нее из моря один только проход, неширокий, в ворота, называемые Железными.

Отъехавши от монастыря Соловецким островом пятнадцать верст, остановились в сделанной возле моря на берегу того же острова монастырской пристани, называемой Ребалды. В ней живут монастырские промышленники, которые ловят морских разных зверей, рыбу и перетапливают морских зверей сало. Строения в оной пристани деревянного — для приезда архимандрита кельи и часовня; салотопня; для жительства промышленников и работников, — во одной связи, две черных избы, и для прибору звериных и рыболовных снастей и кож три амбара. Мы, остановив лошадей и повозки, поехали при противной, не очень большой погоде в простой монастырской лодке морем.

Едучи же салмою или плесом, видны были вдали в правой стороне два вышепомянутых Муксалмских острова (на которых прежде был довольно для монастыря достаточный коровий двор); они расстоянием один от другого не более полуверсты, оба во окружности до тридцати верст, а в левой, вблизи два небольших низких и ровных острова, Замошня и Золотуха; они по тамошнему обыкновению, по низкости и ровности называются коргами; на них промышленники бьют морских зверей: белух, нерп и зайцев.

Проехавши морем, плесом пять, да около Анзерского острова десять, итого — пятнадцать, а всего от Соловецкого монастыря тридцать верст, в десять часов пополудни приехали к Анзерскому скиту и пристали в келье живущего там из Соловецкого монастыря иеромонаха Серафима.

Оный скит стоит на острове Белого моря, называемом Анзерский (по которому и скит таковое же название имеет), который в окружности до шестидесяти верст, а широта его неровна, однако ж в самых широких местах не более десяти верст, весьма лесист, травлив и часто горист; на нем до шестидесяти небольших озер, в них во всех никакой рыбы, кроме окуней, не ловится; на оном острове всегда бывают звери: олени, лисицы и зайцы; птицы: тетерева глухие, полевики и куропатки; гадов никаких на всем оном острове нет.

Скит сей построен на конце выдавшейся из моря в Анзерский остров, версты на три, довольно глубокой, но не широкой Троицкой губы; в известное время ловится в ней очень много семги, и по объявлению господина Ивана Александровича Маркова, каргопольского купца, бывшего монопольного откупщика сельдяных промыслов, самая по всему Белому морю изобильная сельдяная ловля.

В оном ските одна каменная церковь, в ней настоящий храм Живоначальной Троицы, придел преподобного Михаила Малеина; возле церкви каменная часовня, в которой под спудом препочивают мощи преподобного Елеазария Анзерского, начальника сего скита. Неподалеку от церкви несколько малых пустых келий, а жилых только две. В четырех от сего скита верстах, на том же Анзерском острове, на высокой горе, названной Голгофой, бывшим в Анзерском ските иеромонахом Иисусом построено пять малых келий одна от другой особо. И жил он там с четырьмя учениками, тело ж его погребено в часовне на самом верху той горы Голгофы; возле оной часовни оным же иеромонахом Иисусом построена маленькая деревянная церковь во имя Страстей Христовых; в ней, по нежительству теперь на той горе никого, служба бывает весьма редко. А и в Анзерском ските в мой приезд жил один только иеромонах да послушник, присланные из Соловецкого монастыря для сбережения церкви, а прежде бывало от тридцати до шестидесяти монахов, кроме бельцов. В сем ските и поныне в тамошней ризнице хранятся жалованные грамоты, данные от государей Михаила Федоровича и от Алексея Михайловича иеромонаху Елеазарию на рыбные ловли и о жалованным монахам деньгах. И в оном ските, так же, как и в Соловецком монастыре, есть чайки, живущие попеременно с воронами, только что не так много, не столько смелы и гораздо сердитее соловецких; гнезда имеют около дорог и по крышам строений. В оном ските по приезде того же тридцатого числа слушали всенощную и ночевали в кельях иеромонаха Серафима.

А во вторник первого числа июля слушали литургию и молебен; после же обеда с показанным иеромонахом ходили на помянутую гору Голгофу, где служили в церкви Страстям Христовым молебен с акафистом, а в часовне по иеромонаху Иисусу литию, а оттоль пришедши, напившись чаю и посмотревши жалованных грамот, при противной же небольшой погоде, поехали ночью обратно в Соловецкий монастырь тем же путем, как и оттоль ехали; а в монастырь приехали июля второго числа в среду.

В субботу пятого числа июля ж в монастырской восьмивесельной шлюпке и данными для гребли от прапорщика Семена Семеновича Верховитиного монастырскими ж солдатами, вместе с помянутыми господином Синявиным и Архангелогородского батальона с майором Ильею Федоровичем Беляевым (который в мой проезд жил в Соловецком монастыре для исследования дел об ушедшем из-под караула бывшем в ссылке господине и о покраденных монастырских свечных трехсот рублей деньгах) и с женою его Татьяною Васильевною и с данными от архимандрита для отправления некоторой службы иеромонахом Венидиктом, ездили после вечерни на Заяцкий остров, до которого от Соловецкого острова пять верст морем; по благополучной же и тихой погоде ехали до Заяцкого острова менее часа. По приезде туда расположились квартирою в архимандричьих деревянных кельях, построенных нарочно на случай его приезда.

Оный Заяцкий остров во обширности до трех верст, в виде кругл, ровен и весьма каменист; лесу на нем никакого нет, а только одна трава и изредка маленький кустарник; для пристани к нему сделана из дикого камня небольшая для шлюпок и лодок гавань, и в самом оном месте от пристающих за морской погодой к сему острову, множество деревянных больших и малых крестов, число коих не менее трех тысяч, где и я с надписанием на жести своего имени, года и месяца прибил близ церкви к большому небольшой крест, а Илья Федорович у самого с приезду к пристани поставил большой. На оном острове была одна только небольшая деревянная часовня, а по пришествии своем на оный от погоды ж Петр Великий вздумал из часовни сделать церковь во имя святого апостола Андрея Первозванного, и в ту одну ночь к часовне пристроили алтарь и освятили. Другого ж, кроме архимандричьих деревянных келий и кухни, никакого строения нет. Каменное строение построено Филиппом митрополитом, и чаятельно, и все селение им же заведено. При церкви никого из монахов нет, а только для сбережения летом живет один трудник, а на зиму, оставив церковь и кельи, приезжает в Соловецкий монастырь.

Во вторник восьмого числа того ж июля с Сергеем Николаевичем Синявиным ходили смотреть имеющуюся на том же Соловецком острове пустынь Филиппа митрополита, до коей от монастыря почитают три версты, но там, кроме маленькой кельи, ничего нет. А по оной из монастыря дороге, за скотным двором и кузницей, на самом том месте, где князь Мещерин во время усмирения живших в Соловецком монастыре ослушников со своей военною немалою командою под монастырем стоял девять лет, построена часовня и показанным петрозаводским советником сделана одна из упомянутых батарея.

А девятого числа в среду с вышеописанными господами Синявиным и Ильей Федоровичем Беляевым на монастырских же лошадях ездили смотреть имеющуюся на Соловецком же острове Савватиевскую пустынь, Секирную гору и прочие места.

В двух от монастыря верстах заходили с дороги в деревянную часовню преподобного Зосимы, а неподалеку от нее и в Германову, а в Савватиеву пустынь приехали поздно, для чего там в сделанных для приезда архимандрита и прочих деревянных кельях ночевали, а до оной пустыни от монастыря почитают 13 верст. На том месте, как сказывают, спасался преподобный Савватий с начала своего на Соловецкий остров пришествия и по день кончины, в память чего и построена над озером деревянная часовня и означенные кельи.

А десятого числа в четверток из Савватиевской пустыни ездили в пустынь Сосновку (она так называется по небольшому того же названия озеру); в ней в небольшой деревянной часовне есть небольшой Корсунской Божией Матери явленный образ; возле оной пустыни есть выдающаяся из моря в Соловецкий остров довольной глубины губа, называемая Сосновой, которая длинною верст двадцать; в ней становятся от морской погоды с грузом суда.

Из пустыни Сосновки ездили в Исаковскую пустыньку, построенную преподобным Зосимой с начала его на Соловецкий остров пришествия, а Исаковскую она называется по озеру Исакову, на берегу которого она стоит; сие озеро простирается версты на четыре; хлебная его вода, нарочитая глубина и частые, травой поросшие заливы дают мыслить, что оно изобильно рыбою и дичью. Расстоянием от Исаковой пустыни с версту есть вдавшаяся из моря в Соловецкий остров версты на четыре не очень глубокая Паламоновская губа; в ней хороший бывает полов рыбы наваги и корюха. Напоследок из Исаковской же пустыни ездили водой через Секирино озеро на Секирную гору, которая на Соловецком острове почитается самою высокою; наверху оной во время нынешней со шведом войны сделана батарея и маяк; а от оной же горы к вечеру приехали опять же в Соловецкий монастырь.

Итак, с вышеописанными на малое время отлучками, всего в Соловецком монастыре пробыл с 25 июня по 13 июля, то есть осьмнадцать дней.

Воздух и в реке Онеге вода здоровые.

Купечество и мещанство сего города главный торг и собственный свой промысел имеют морскими рыбами: треской, палтусиной, семгой и сельдями, кожами морских зверей и их салом, для ловли которых отправляют свои мореходные суда, называемые лодьи и кочмары, и работников на берега Северного океаны близ Колы, и проезжают на Кильдин остров до Вард-Гаузена острова ж, и в Кандалакшскую губу, также на Груендланд и к Новой Земле, и каждый год в помянутые места из города Онеги отправляется до двадцати купеческих судов, от чего богатятся, и некоторые капитальных денег имеют от пятидесяти до ста тысяч рублей собственно от иного промысла, ибо они, как выше показано, превращены в купечество и мещанство из крестьянства казенного ведомства в 1780 году, а торг сей им позволен с 1781 года, то еще в десятигодичное время расторговаться не успели, а посему надобно думать, что они от оного торгу и промысла будут со временем иметь достаточный капитал. Самый оного города богатый первой гильдии купец Иван Михайлович Дьяков каждый год собственных своих для звериного и рыбного промысла на Мурманский берег и прочие помянутые места и к Шпицбергену отправляет от четырех больших лодий и кочмаров. Один год отведывал он ловить китов, присланными ему от графа Александра Романовича Воронцова голландскими инструментами, которыми он по голландской методе оного и поймал; но поелику изготовление снаряду поручил он простым своим работникам, которые из простого корыстолюбия испортили всю ловлю, ибо вместо хорошей пеньки положили пакалья, отчего снаряд не стал держать, то они порастеряли инструменты, упустили зверя и потеряли к ловле китов охоту. Я у него сам был с тамошним городничим Карлом Ивановичем Зильберармом; разумный и богатый этот простолюдин, обласкав меня, сказывал, что граф Александр Романович, в проезде своем быв у него, вошел в его торговую компанию и внес на то двести рублев.

Впрочем, все вообще купечество и мещанство отвозят в зимнее время в Санкт-Петербург, Москву, Ярославль, Вологду, Весьегонск, Каргополь и на Важскую Благовещенскую ярмарку сухую треску и соленую палтусину, семгу и сельдь; тако ж все оные рыбы и морских зверей сало отвозят на своих мореходных судах к городу Архангельску и продают тамошним купцам и приезжим на кораблях иностранцам. Лавочные ж разные товары и виноградные вина привозят в свой город из Санкт-Петербурга, Архангельска и из Важской Благовещенской ярмарки, но от оного товару, по неимению в том уезде дворянства, небольшую прибыль получают. Сверх же того, по неурожаю в Онежском уезде хлеба, привозят для перепродажи своего уезда казенного ведомства крестьянам разные съестные припасы из города Архангельска и из деревень, лежащих по реке Онеге, Мошенге и Усть-Мошенги, и от перепродажи оного получают изрядную прибыль.

В городе Онеге по причине казенной в чужестранные земли продажи леса и тесу, есть лесная контора, в коей директором Петр Кузьмич Неман; под ведением его же и платинного мастера оного города купца Филиппа Родионова Баженова в трех местах неподалеку от города, на впадающих в реку Онегу речках, против города на другой стороне реки Онеги на речке Поньге, в одном месте четыре, а в другом три, в версте от тех, а от города вверх по Онеге в десяти верстах на реке Анды четыре, а всех одиннадцать пильных казенных амбаров; в каждом амбаре по четыре станка; из числа оных амбаров весь год безостановочно работают в одном только, что на Анды речке амбаре, а в прочих десяти амбарах работают только летом. При оных пильных мельницах на речках Поньге три, Анды две, а всех пять платин (работы помянутого платинного мастера Баженова); в них для летней пиловки держат запасную воду. Во всех оных двадцати двух станках положено от казны в год выпиливать тридцать три тысячи тесниц; вероятно ли сие объявление, когда в мою в Крестном монастыре бытность стояло пятнадцать английских купеческих судов на рейде, из которых ни одного меньше ста двадцати футов не было, следовательно на каждый можно нагрузить по двадцать тысяч тесниц? Итак, только одни сии суда нагрузить надобно, чтоб было триста тысяч тесниц. Когда ж я в короткий сей приезд столь страшное приметил злоупотребление, то чего ожидать можно в течение времен прежних и в будущем в заглохшем сем краю. Никогда и нигде не было выдумано вреднее для истребления леса заведения, как в Онежской лесной конторе, и способнее к тому не бывало человека, как приставленный сей нерадивый Неман, природою швед, по званию купец, по должности директор, а по промыслу разоритель.

В оном городе Онеге тому назад лет тридцать пять англичанином Василием Васильевым Гомом заведено было строение купеческих кораблей, и каждый год выстраивал он на продажу иностранцам до шестнадцати кораблей, для оснастки которых, а также и на продажу, была у него канатная фабрика и прядильный двор в большом заведении; но тому как оное строение, канатная фабрика и прядильный завод за упадком того англичанина уничтожились, минуло лет пятнадцать; и оные фабрики, заготовленный им для корабельного строения лес и вышепоказанные пильные мельницы, за занятые тем англичанином Гомом из казны деньги, все осталось в казенном ведомстве и распоряжении; и теперь уже корабельного строения нет, и канатная фабрика с прядильным двором стоят пустые, и величайшее заведение строений брошены на сгноение.

Из города Онеги ездил я с платинным мастером Баженовым на другую сторону реки Онеги смотреть пильных амбаров и платин. Одни магазейны с заготовленным тесом доказывают уже ясно, сколь неуравнительно отправление с контрактом, а я еще только видел четвертую часть. Правда — скажут мне — Россия вся преисполена лесом, — на что хранить безмерные сии дубравы? Сии земли неспособны для хлебопашества, составляют только бесконечные пустыни, непроходимые болота и обширные селения только диким зверям. — Но пусть же жадные сии иностранцы и неблагодарные рубят лес, сколько хотят, безданно и беспошлинно, и заводят свои обширные заводы на северных берегах Иркутской губернии между Леной и Енисеем, а не суются в Белое море, где великий Петр и отец России берег сии леса для заведения своего флота; ибо лесу бесспорно много, например, по реке Онеге, но уж сию пору пригоняют его для пилки верст за полтораста; итак, англичане и голландцы в торговом обороте платят России ныне по 25 копеек за бревно, и то пивом, портером да пряными кореньями, а когда бы казне случилось строить флот в тех местах, то принуждена была платить по рублю за собственное свое дерево пиловое, а о корабельных частях не знаю, как и сказать. Еще я там видел заготовленный англичанином Гомом для строения кораблей лес, которого лежит вдоль на версту, да поперек саженей на сто, и гниет он не покрыт и не складен порядочно понапрасну; а сказывал мне таможенный директор Иван Иванович Вульф, что если из любопытства рассмотреть в лесу, то на каждой версте такового для строения кораблей гниющего лесу можно найти полмиллиона деревьев.

Есть государя Петра Великого указ, чтобы чужестранцам строить на Белом море корабли, но не свыше восьмидесяти футов и шириною двадцати; пусть, положим, строят до ста. Но они ошибкою привезли меру подоле и строили свои восьмидесятифутовые на нашу безграмотную меру до полутора сот футов; однако ж неоднократные оные ошибки остались у нас бесприметны, пока господам британцам прошла охота за бесценную плату разорять наши леса на свои флоты. Замысел Гома был видно глубок и слишком обширен для частного человека, ибо огромные его заведения означают ясно, что и министерство английское не подводило ль в сем деле своих подкопов. Содрогнуться должно, увидев, сколько сей зловредный бродяга в пятнадцать лет начудодеял. Против самого города Онеги заведена у него была верфь или, лучше сказать, полное адмиралтейство: тут видны остатки шести доков и заготовленный лес на строение многочисленного флота: поневоле извлекают вздохи из сердца усердного гражданина. Представь себе дистанцию по берегу реки на версту; на полтораста сажен от реки складен лес грудами в сплошь на две сажени высоты, одна возле одной, между которыми пройти не можно, а должно ходить по ним. В сем необъятном количестве лучшего лесу, который бы из сотой части построив сарай, можно было сохранить навсегда безвредно, брошено бесжалостно, без присмотру, и в сии двадцать лет после Гома все без изъятия сотлело, сгнило и погибло. Я любопытствовал от платинного мастера спрашивать цены разным сим частям и нашел, что в то время, когда весь стоял не далее двадцати верст от города то становилось в поставке самое малое дерево не ниже от двух рублей, а были деревья от десяти рублей и больше, а именно — корабельные кокоры, мачты и килевые колоды. Теперь оставляю любопытному смотрителю определить цену страшной сей громаде. Но опустим занавесу на государственную сию болячку, по пословице: «Знай, сверчок, свой колчок».

Родился в 1745 г. в семье воронежского гарнизонного секунд-майора. Восемнадцати лет от роду был принят в Пажеский корпус, где обучался четыре года вместе с А.Н. Радищевым. В начале 1766 г. императрица Екатерина отправила в Лейпцигский университет несколько воспитанников Пажеского корпуса, среди которых были Челищев с Радищевым, впоследствии автор знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву». О службе Челищева по возвращении в Россию почти ничего неизвестно. Видного общественного положения он не занимал, уволившись со службы в звании секунд-майора. Императрица подозревала, что Челищев принимал участие в сочинении и издании «Путешествия…», но преследованиям он не подвергся.

Путевые записки Челищева по северу (Олонецкой, Архангельской, Вологодской и Новгородской губерниям) содержат богатый этнографический и статистический материал. При жизни его труд не был издан. Челищев умер в сентябре 1811 г. и похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Рукопись Челищева принадлежала графу Сергею Шереметьеву и в 1886 году была издана Л.Н. Майковым. По форме и содержанию книга перекликается с «Путешествием…» А.Н. Радищева.

Текст печатается по изданию:
Путешествие по Северу России в 1791 году. Дневник П.И.Челищева. СПб., 1886. Фотографии Якова Ивановича Лейцингера конца XIX века.

Версия для печати