Альманах «Соловецкое море». № 6. 2007 г.

Андрей Епатко

Любой вдумчивый исследователь, интересующийся историей Валаамского монастыря, всегда обращает внимание на то, что первые частные сведения о славном острове Валаам и устроенной на нем обители принадлежат перу новоладожского купца и капитана Якова Яковлевича Мордвинова. Его записки о паломничестве к «Валаам острову» действительно уникальны, ведь Мордвинов выступил на Ладоге в своеобразной роли «первооткрывателя»: он обошел это крупнейшее озеро Европы за 8 лет до знаменитого путешествия академика Озерецковского. Именно новоладожскому капитану мы обязаны таким драгоценным сведениям, как, например, о том, что на острове Святой (где первоначально был основан Валаамский монастырь) в пещере жили прп. Сергий и Герман, а не Александр Свирский, как считалось в XIX в. Да и само плавание Мордвинова на Валаам по определенному маршруту вдоль восточного берега Ладоги, с точным указанием стоянок и времени перехода — можно назвать «классическим» маршрутом ладожского паломника. Мы даже смеем предположить, что основатели Валаамского монастыря Сергий и Герман также придерживались этого маршрута. Восточное побережье благоприятствует плаванию к Валааму: здесь больше островов, за которыми можно укрыться от противного ветра, больше устьев рек, куда суда могут зайти в непогоду и отстояться, отсутствуют такие обширные мели, как, например, печально известная Тайпаловская мель. Словом, маршрут Мордвинова — маршрут опытного капитана, основанный, может быть, на каких-то мореходных традициях, местных картах, лоциях. И поэтому, занимаясь ранней историей Валаамского монастыря, я не мог обойти вниманием личность капитана Мордвинова.

Но что же подвигло меня пуститься в плавание по страницам «Соловецкого моря»? Все дело в том, что новоладожский капитан поднимал паруса не только в Ладоге — его паломнические путешествия вели далее на северо-восток — через синюю ленту Свири по бескрайней Онеге к Кижам, Палеострову, Повенцу, Выгоозеру, Сумскому острогу и выходили, как писал сам Мордвинов, «к океану» — к Белому морю. И там, на горизонте, где свинцовые воды сливаются с северным небом, наш капитан замечал из-под паруса длинное тело легендарного острова — землю Соловецких чудотворцев. И вряд ли кому-нибудь сейчас было бы известно имя Якова Яковлевича Мордвинова (мало ли паломников бывало на Соловках!), если бы по кончине своей он не оставил собственноручные записки о своей жизни, полной тревог и приключений.

Тетрадей после капитана оставалось две. В первой были воспоминания Мордвинова о его участии в Семилетней войне, и она гордо именовалась «Маршрутъ четвертаго гренадерскаго пехотнаго полку 1757, 1758, 1759, 1760, 1761, 1762 и 1763 годовъ». К сожалению, эти записки никогда не издавались, и мы не знаем, сохранились ли они вообще. Ведь, судя по заглавию, Яков Яковлевич воевал бок о бок с молодым Суворовым и брал Берлин в 1760 году!

К счастью для нас, правнук Мордвинова успел издать вторую тетрадь — записки, относящиеся к путешествиям прадеда по Северу России. Они вышли в 1888 г. и назывались «Журналъ о походах в Соловки и на Валаамъ острова» (въ 1744, 1752, 1764, 1777 и 1784 годахъ)».

Мордвинов побывал на Соловках четырежды. Между первым и последним путешествием разница ровно 40 лет. По словам самого капитана, первое паломничество на Соловки он совершил «будучи недорослем», а в третье путешествие отправился почетным ветераном Семилетней войны, отставным капитаном, прошагавшим пол-Европы.

Все четыре паломничества на Белое море проходили на судах двух типов — ладожской сойме (от Свири до Повенца) и на карбасе (от Сумы до Соловков). О карбасах в «Соловецком море» уже не раз рассказывалось; менее известно о ладожской сойме — двухмачтовой парусно-гребной лодке. Ее особенность заключается в шпринтовом вооружении и заваленном назад форштевне. Быстрые на ходу, легкие под парусами и хорошо лавировавшие соймы были незаменимы в коварных водах Приладожья и Прионежья. Интересно происхождение самого названия «сойма». Скорее всего, это — производное от финского слова «суоми» (дословно: земля Сумь). Так называлось племя, жившее на территории современной Финляндии и впоследствии давшее название всей стране. Вполне вероятно, что ладожская сойма — тип древнефинского судна, с годами освоенного карелами и позже новгородцами.

Стоит отметить, что паломничество Мордвинова со товарищи к Белому морю и обратно длилось около трех недель. Исключение составило последнее 40-дневное путешествие, которое проходило в условиях сложной ледовой обстановки: карбас, где находились наши герои, чуть не затерло льдами, и вдобавок у них иссякли запасы хлеба. Предыдущее третье путешествие — самое короткое по описанию — было наполнено не меньшим драматизмом: на реке Сиговец лодка Мордвинова потерпела настоящее крушение, и он был вынужден искать спасения на дереве.

Как ни странно, несмотря на все эти перипетии, новоладожский капитан не забывал вести подробный дневник о своем походе. На его страницах запечатлелись многие бесценные для краеведов и историков сведения о монастырях Прионежья —Клименецком, Палеостровском — и совсем уникальные — о Брусенской пустыни. Что касается собственно беломорской части маршрута — она очень любопытна. Я бы отметил, в первую очередь, описание Кузовов и двух обетных крестов, на них находящихся: один из крестов, как пишет Мордвинов, был поставлен соловецким архимандритом Досифеем в 1760 г. Как видим, «Немецкое пристанище» на Немецком Кузове всегда было удобнейшей бухтой по пути на Соловки… Еще одна ценная информация — упоминание о «лавиринфе», выложенном наверху горы «в один камень». Скорее всего, речь идет о соседнем с Немецким Кузовом острове Олешин. Если не ошибаюсь, упоминание Мордвинова о лабиринтах на Кузовском архипелаге — первое из известных нам. К интереснейшей информации из «Записок» можно также отнести упоминание о церкви и монастырских келиях на островке Топ и о «двух маленьких глиняных колокольчиках, которые употребляемы были при жизни преподобных Зосимы и Савватия».

Но и в целом «Записки» Мордвинова о Соловецком монастыре представляют значительный интерес: ведь они относятся не к расцвету паломничества в обитель, а к середине XVIII в., когда малочисленные паломники добирались до северных монастырей самостоятельно, на свой страх и риск. Подтверждением этому и служат «Записки» новоладожского капитана, который, выжив в Семилетней войне, чуть не был затерт льдами на далеком северном море на пути к мощам Соловецких чудотворцев.

Единственное дошедшее до нас изображение Я.Я. Мордвинова — его портрет, ныне хранящийся в Государственном музее-заповеднике «Ростовский кремль». Яков Яковлевич представлен на нем в военном мундире екатерининской эпохи. Темно-зеленый мундир с красными отворотами и обшлагами обрамляют белые кружева манжетов и воротника. На левом боку — офицерская шпага. (Не стоит удивляться, что на груди отставного капитана совсем нет наград: в екатерининскую эпоху ордена выдавались очень редко, так как основной формой награды был чин — он прибавлял солдату жалованье.) Круглое лицо Мордвинова в парике; крепко поджатые губы и пристальные глаза выдают решительный характер капитана, человека скорого на руку и не терпящего возражений.

Как пишет в своих комментариях правнук капитана Владимир Мордвинов, Яков Яковлевич происходил из древнего новгородского рода дворян Мордвиновых. Он родился в 1729 г. и уже в 15 лет от роду вступил в военную службу в ингерманландский пехотный полк солдатом, а в 1756 г. был переведен в четвертый гренадерский пехотный полк, в котором и продолжал службу вплоть до своей отставки. В выданном ему при увольнении в 1762 г. аттестате значится, что Мордвинов в 1746 г. был произведен в подпрапорщики, в 1748-м — в сержанты, в 1755-м — в подпоручики, в 1758-м — в поручики; участвовал в походах: «в 1757 году в Пруссии до Тильзита, в 1758 году до Кюстрина и при аттаке онаго, и на баталии августа 14 дня при Цорндорфе, где во время смятения, патронным ящиком помят, в 1759 году июля 12 дня при деревне Пальциге, где получил в правую ногу контузию, и августа 1 при городе Франкфурте (Кунерсдорф) и на баталиях в 1760 году сентября 26 в Берлинской экспедиции, в 1761 году до города Глаца, в 1762 году Шлезии до местечка Фрейбурга». В 1763 г. 8 января Яков Яковлевич пожалован был в капитаны, а 29 числа того же месяца получил из Военной Коллегии приказ об отставке.

В 1780 г. Мордвинов занял почетную и уважаемую должность — стал заседателем Новоладожского Уездного Суда. Наш капитан был счастливо женат и имел двух сыновей и шесть дочерей. Последние годы своей жизни он жил в своей родовой усадьбе на реке Паше, в усадище Нижняя Усть-Кумбита. Яков Яковлевич, как пишет его правнук, помимо занятий домашними делами «усердствовал и храму Божию, состоя с 1788 г. и до кончины своей, последовавшей 12 марта 1799 г., ктитором местной приходской церкви Христорождественской Пашскаго погоста, расположеннаго насупротив его усадьбы на левом берегу той же реки Паши».

Не удивительно, что последние десять лет я мечтал посетить бывшее родовое село Мордвиновых, постоять у надгробия легендарного капитана, зайти под своды Христорождественской церкви.

…Вот уже третий час, как черная лента Мурманского шоссе вьется под колесами нашего автомобиля. В окнах мелькают непривычные для городского глаза деревенские пейзажи — покосившиеся дома, изгороди, колодцы, бабушки в платочках; все это внезапно куда-то исчезает, и снова за окнами тянутся обширные поля, речушки, леса…

Въезжаем в Пашу — ныне это небольшой городок, раскинувшийся по обеим сторонам реки. Сворачиваем согласно указателю по направлению к селу Надкопанье. Еще 20 минут — и уже в лобовом стекле на нас надвигаются блестящие шлемовидные купола и колокольня, одетая в леса, — это и есть знаменитый Пашский погост. Сбавляем ход и медленно едем по селу, выясняя, где дом иеромонаха отца Антония, настоятеля церкви Рождества Христова. Наконец находим и стучимся в калитку; точнее — калитка открыта, но мы все равно стучимся из приличия. Отца Антония мы узнали сразу — по фотографии из буклета, подаренного нам в соседней деревеньке, где батюшка восстанавливает церковь. На фотографии он в полном облачении, а здесь — по-простому, в зеленой рубахе навыпуск, небольшого роста с черной бородой с проседью.

— Заходите, заходите, — поприветствовал нас хозяин. — Голодные, поди, с дороги? Идемте в трапезную.

За столом хозяин поведал нам, что, по преданию, в древности здесь располагался женский монастырь, который был разрушен шведами в начале XVII в. По его словам, во времена Мордвинова на Христорождественском Пашском погосте существовали две церкви: каменная — в честь Рождества Христова — и деревянная — в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Первая разобрана в 1814 г., вторая — в 1823 г. в связи со строительством нового храма, которым мы ныне и любуемся на месте Пашского погоста, в Надкопанье. Сейчас храм, что называется, приведен в божеский вид, и в нем уже проходят службы.

— Говорите, на Соловках нашим Мордвиновым интересуются? — произнес весело отец Антоний. — Занятно… Знаем, что он ходил на Соловки. И на Валаам ходил. Большой человек был. Но пойдемте к храму.

Заскрипела калитка, и мы, шествуя за отцом Антонием, направились к церкви. Сначала осмотрели собственно погост, прилегавший к церкви: везде, где бы мы ни ступали, виднелись богатые черные и белые надгробия, а под ногами в траве прятались потемневшие плиты. Отец Антоний подвел нас к южной стене храма.

— Вот и внук Мордвинова, — сказал он, указывая на чугунную табличку, вмурованную в камень. Я наклонился — надпись гласила:

Новоладожский помещик
Коллежский Советник и кавалер
Яков Иванович Мордвинов
родился 19-го Сентября 1804-го года
скончался 19-го Декабря 1850-го года

Рядом же находилось надгробие и сына капитана Мордвинова — Ивана Яковлевича. И год смерти тот же — 1850-й… Странно… Сын и внук Мордвинова скончались в один год, правда, с разницей в четыре месяца…

— А могилу самого Якова Яковлевича не ищите, — продолжал иеромонах, — она не найдена, надгробие утеряно. Может, его разбили при советской власти, может, клад какой искали. Кто знает?

Да, в наше революционное лихолетье, наверное, не обошлось без поиска «сокровищ», которые якобы могли находиться в могиле. И уж какое захоронение вскрывать первым — тут вопросов не было: конечно, могилу легендарного помещика и бывшего капитана императорской армии.

Мы ходили по погосту, иногда забредая по пояс в густую траву, и везде натыкались на серые плиты — они словно лезли из-под земли. Очевидно, двести лет назад Пашский погост был довольно густо населен и не являлся глухоманью, как ныне.

— Может, где-то здесь и схоронена плита Якова Яковлевича, — осмелился предположить я, бродя по погосту.

— Вполне, — ответил отец Антоний, — мы тут расчищаем все по мере сил, дай Бог и отыщется.

В Христорождественском храме по-домашнему уютно. Свечки, поставленные нами, бросают дрожащие тени на лики Валаамских чудотворцев. Со стен на нас строго смотрят святые подвижники Приладожья. И мне подумалось, что Мордвинов со товарищи перед каждым паломничеством к Соловкам ставили свечки Николаю Угоднику. Ставили свечки и горячо молились об успешном морском путешествии.

Но пора прощаться. Мы фотографируем батюшку на фоне Пашского погоста. Белая колокольня за ним похожа на свечку, устремленную в небо. Где-то со стороны Свири слышатся раскаты грома — на южное Приладожье, похоже, надвигается грозовой фронт. Отец Антоний крестит нас на дорогу и отчитывает за то, что мы с Андреем не носим кресты. «Креста на вас нет! — смеется он. — В следующий раз, как приедете, — чтобы были с крестиками — но поезжайте с Богом, а то вам дорога дальняя».

Прощаемся, садимся в машину, машем отцу Антонию через окна — его приземистая фигурка в зеленой рубахе тоже машет нам рукой и медленно уменьшается. Купола блестят, сверкают, гаснут…

Епатко Андрей Юрьевич

Историк. В 1997 г. окончил исторический факультет СПбГУ. 12 лет назад впервые посетил Валаам и «заболел» Русским Севером. Печатался в журналах «Нева», «Вокруг света», «Сто дорог», «GEO». С 2004 г. — научный сотрудник Русского музея (СПб.).

Еще статьи:

Яков Мордвинов «Путешествия в Соловецкий монастырь»

Строительство ладожской соймы «Святой Арсений»

Чудо преподобных Зосимы и Савватия Соловецких близ Гавайских островов (по документам Российско-Американской Компании)

Версия для печати