Альманах «Соловецкое море». № 4. 2005 г.

Василий Пуцко

В 2003 г. в свет вышла книга «Описи Соловецкого монастыря XVI в.: Комментированное издание» (Сост.: З.В. Дмитриева, Е.В. Крушельницкая, М.И. Мильчик. Ответ. ред. М.И. Мильчик. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. 356 с.). Публикация средневековых русских документов всегда событие. Тем более таковым является издание пяти сохранившихся древнейших описаний Соловецкого монастыря, датируемых 1514, 1549, 1570, 1582 и 1597 гг. Первое из них является вообще самой ранней из всех известных в настоящее время описей русских монастырей, если не считать датированной 1142 г. описи русского монастыря св. Пантелеймона на Афоне¹. Однако последняя принадлежит к совсем другой эпохе и весьма существенно отличается от известных русских описей — она значительно ближе к византийским инвентарям, подобно датированному 1164 г. описанию известного сербского монастыря².

Оценивая рассматриваемое издание, следует помнить о том, что основной объем проделанной работы остался как бы «за кадром»: это подготовка к печати самих списков описей. И проведена она была чрезвычайно тщательно. Правда, две первые Соловецкие описи были уже опубликованы М.В. Кукушкиной³, но по дефектным копиям начала прошлого столетия, которые, конечно, не позволяли судить о многих особенностях их оригинала и, в частности, о времени составления второй описи. Теперь все документы изданы по оригиналам, каждый из которых охарактеризован с археографической точки зрения, выявлены их кодиколологические особенности, приложены прориси филиграней и образцы почерков. Впервые удалось выяснить, что упомянутая опись 1549 г., составлявшая загадку по времени и обстоятельствам своего происхождения, дошла до нас в копии, датируемой второй половиной 1560-х гг.

Наряду с самими текстами описей значительное место в издании занимают комментарии, исследования, приложения и указатели. Исключительная ценность Соловецких описей как исторического источника показана в предисловии М.И. Мильчика, исследователя, посвятившего много лет изучению художественного наследия Русского Севера и являющегося одним из лучших знатоков архитектурного ансамбля Соловецкого монастыря. В приложении помещены данные об описных книгах монастыря, содержащиеся во впервые публикуемой описи 1733 г., а также сведения о более поздних описаниях Соловецкого монастыря (указаны в количестве 18-ти) и отдельно его церквей, ризной казны и келий (в количестве 14-ти). Наконец, приведена основная библиография, касающаяся истории монастыря в XV–XVI вв. Среди указателей особенно ценными являются иконографический и книжный, а также словарь к описям. Все это существенным образом облегчает использование опубликованных источников.

Хотя многие соловецкие рукописные книги XV–XVIII вв. уже давно введены в научный оборот, в рецензируемом издании ранние Соловецкие рукописи впервые описаны с исчерпывающей полнотой, приведены иногда весьма пространные записи на их полях, служащие драгоценным источником как для истории книжного собрания, так и монастыря в целом. По словам Е.В. Крушельницкой, «поддаются точному или гипотетическому отождествлению 76 рукописей, т.е. приблизительно шестая часть всех дошедших до наших дней рукописей XV–XVI вв. Соловецкой библиотеки» (С. 294). Один этот факт свидетельствует об исключительном значении соловецкого собрания.

В разделе «Исследования» З.В. Дмитриева рассматривает описи других древнерусских монастырей XVI в., прослеживая общие тенденции в составе информации такого рода инвентарей. Там же Е.В. Крушельницкая, представляя структуру текстов именно соловецких описей, делает важное заключение о том, что на протяжении именно этого столетия «складывается формуляр описного документа данного типа: основное направление развития структуры описания состоит в том, что преобладающий поначалу «топографический» принцип все в большей степени сочетается с предметной систематизацией объектов учета» (С. 258).

Совершенно очевидно, что перед нами результат большого труда коллектива, объединившего опытных специалистов. Поэтому следует со вниманием отнестись к высказанным в комментариях соображениям относительно датировки отдельных построек или же по поводу типологии гробницы преп. Зосимы и Савватия.

Для меня, историка средневекового искусства, особый интерес представляют описания храмовых интерьеров, порой поражающих своим великолепием и обнаруживающих особенности, которые уже исчезают в более позднее время. По замечанию М.И. Мильчика, «тесные связи монастыря с Новгородом, Москвой, щедрые пожалования и вклады царей, бояр, патриархов и многочисленных паломников в течение почти четырех веков превратили монастырь в одно из крупнейших хранилищ замечательных произведений древнерусской иконописи, прикладного искусства, шитья, рукописной и старопечатной книги» (С. 3). К сказанному позволительно добавить, что большинство этих произведений представляют собой выдающиеся достижения столичного искусства, подлинной сокровищницей которого стал Соловецкий монастырь.

Приходится лишь сожалеть о том, что монастырский ансамбль не сохранился в том виде, в каком его застало лихолетье прошедшего столетия и потому можно изучать лишь те сравнительно немногочисленные произведения сакрального искусства XVI в., которые удалось вывезти, сохранить, реставрировать и отождествить с упоминаемыми в описях. Это прежде всего иконы середины — второй половины века, оказавшиеся в музее-заповеднике «Московский Кремль», Третьяковской галерее, музее-заповеднике «Коломенское». Шитье, кроме Московского Кремля, хранится и в Русском музее. С удовлетворением надо отметить, что оно на сегодняшний день целиком введено в научный оборот. Совсем недавно была опубликована фелонь преп. Зосимы (середина XV в.), имеющая новгородское происхождение. Образцово издана и рака преп. Савватия, датируемая 1566 г. — временем освящения Преображенского собора⁴.

Особый интерес представляет предложенная М.И. Мильчиком графическая реконструкция иконостасов соловецких храмов — вторая после А.Г. Мельника подобная попытка, основанная на данных описей. Здесь четко прослеживается эволюция сюжетного состава икон, причем важно заметить, что особой вариативностью отличается местный ряд, к которому относится следующее замечание исследователя, сделанное по поводу иконостаса Успенской церкви: «местные иконы, скорее всего, находились на самостоятельных подставах, ибо о существовании следов от креплений нижнего тябла [иконостаса] ничего неизвестно» (С. 276). Действительно, это соответствует ранней практике, рудиментом которой доныне остаются иконы, поставленные перед солеей. Кстати, в сельских деревянных церквах чуть ли не до начала XIX в. храмовую икону помещали, как правило, не в иконостасе, а впереди, «на поклоне». Отголосками этой же традиции является сохранившийся на Украине и у русских старообрядцев обычай выставлять на подставе большую храмовую икону, связанную с престольным праздником. Заслуживает внимание и динамика включения в состав иконостаса изображений русских святых.

Хочется думать, что на основе опубликованных описей Соловецкого монастыря будет сделано еще немало новых открытий, а само издание послужит примером для других подобных публикаций.

Пуцко Василий Григорьевич,
заместитель директора
Калужского областного художественного музея

¹ Акты Русского на Святом Афоне монастыря святого великомученика и целителя Пантелеимона. Киев, 1873.

² Мильковик-Пепек П. Велјуса. Манастир Св. Богородица Милостива во селото Велјуса крај Струмица. Скопје. 1981. С. 283–290.

³ Кукушкина М.В. Библиотека Соловецкого монастыря в XVI в. // Археографический ежегодник за 1970 г. М., 1971. С. 357–372; Археографический ежегодник за 1972. М., 1972. С. 341–346.

⁴ Соколова И.М. Русская деревянная скульптура XV–XVIII вв. Каталог. М., 2003. С. 80–98 (№ 9). См. также: Соколова И.М. О резных раках Соловецких чудотворцев // Древнерусская скульптура. М., 1991. С. 66–90; она же. Деревянные резные иконы и раки Соловецких чудотворцев // Сохраненные святыни Соловецкого монастыря: Каталог выставки. М., 2001. С. 116–129.

Версия для печати