Альманах «Соловецкое море». № 4. 2005 г.

13 января 2006 г. исполняется 10 лет со дня кончины архимандрита Павла (Груздева).

«Всю пшеницу Господь в закрома прибрал, одного меня, окаянного, оставил…» Эти слова вырвались, как вздох, из груди архимандрита Павла уже на закате его многостраннической жизни. Он родился в 1910 г. на легендарной мологской земле. Мологский уезд Ярославской губернии, почти полностью затопленный при строительстве Рыбинского водохранилища в конце 30-х гг. ХХ в., называют сейчас «ярославским Китеж-градом». Были затоплены города и села, монастыри и храмы, хвойные леса и дубовые рощи… Рыбинское море сокрыло родину архимандрита Павла (Груздева), и стал он, как и тысячи других мологжан-переселенцев, изгнанником с родной земли. А дальше его ждали уральские лагеря, ссылка в казахстанские степи… В общей сложности отец Павел сидел за православие 11 лет. Суть этих странствий он сам выразил в письме к родным: «Я русский человек…». И все 11 лет была у отца Павла мечта — попасть на Соловки.

Всякий раз, когда его, лагерника с многолетним стажем, отправляли на новое место заключения, он с неугасающей надеждой спрашивал:

— На Соловки?

Соловецкая обитель, Соловецкое море, соловецкие чудотворцы… Через всю жизнь архимандрита Павла — жизнь длиною в целое столетие — возвышенной мелодией звучит тема святого Соловецкого архипелага, как будто в этом северном краю средь Белого моря соединились и затопленная Молога, и одиннадцать лагерных лет, и вековые предания странничества.

«Соловецкие — это созвучно с ним, как побратимы», — вспоминает о батюшке его духовный сын.

— Когда будет плохо, прямо говори: идите сюда, помогите, преподобные Зосима и Савватий, соловецкие чудотворцы! — так советовал отец Павел всем, кто приезжал к нему в село Верхне-Никульское в Ярославской области, где он служил в Троицком храме более тридцати лет.

Часто приговаривал: «Голоден, как соловецкая чайка!» Или: «Да Матерь Божия, да соловецкие чудотворцы!»

Отец Павел оставил дневники, которые вел в течение всей жизни. В одной из многочисленных рукописей есть духовный стих Дарьюшки Соловецкой о ее паломничестве на Соловки, любовно переписанный и сохраненный отцом Павлом.

* * *

Дария Александровна Шурыгина родилась во второй половине XVIII в. в Новгородской губернии. Рано оставшись сиротой, взяла на свое попечение малолетних брата и сестру. С терпением несла тяготы крестьянского быта. С юных лет она полюбила ходить на богомолье в Горицкий монастырь, где всегда находила помощь и утешение. Особенное расположение к ней питали сестры Феофания и Варсонофия. Вырастив сестру и брата, определив их судьбу, Дарьюшка осталась одна. Спокойствие духа обрела она в странничестве. Сердце горело желанием посетить святые места православной Руси — источники великой благодатной силы.

Когда же в 1845 г. монахини Феофания и Варсонофия были отозваны в Петербург по желанию императора Николая Павловича для устройства Воскресенского Новодевичьего монастыря, она, движимая горячей любовью, не раздумывая, в свои 70 лет устремилась за ними.

Эта маленькая бодрая старушка всюду приносила радость и утешение. Ее задушевные рассказы, отмеченные «нездешней» мудростью, «струятся», как живой родник.

О своих путешествиях повествует сама Дарьюшка. Благодаря ее неповторимому «родниковому» языку, постепенно открывается читателю «потаенный сердца человек» с его истинным богообщением, своеобразным «внутренним деланием». Это богообщение наполняет ее трепетным удивлением пред беспредельностью Божественной любви и совершенной красотой Божественного мира. Непрестанною молитвой звучит ее всегдашнее благодарение: «Нет Тебя, Господи, краше, нет Тебя, Господи, добрее!» Она называет себя «худым человеком», «дураком», «сумасшедшим», и в этом кротком смирении проглядывает юродство, в котором видна глубокая печать русской святости.

«Соловецкой» прозвали Дарьюшку за её любовь к Соловецкой обители, где она бывала на богомолье более двадцати раз. Неутомимая паломница Дарьюшка никогда не говорила про себя, что «сходила», а всегда — «сбегала».

Незадолго до кончины Дарьюшка приняла постриг с именем юродивой IV в. Исидоры. Ей было около 80 лет. Скитальческая жизнь закончилась. Вскоре инокиня Исидора захворала и по принятии Святых Христовых Тайн отошла ко Господу (1/14 июля 1854 г.). Возлюбленная матушка Феофания со слезами благословила свою неутомимую помощницу. Весь монастырь провожал ее в последний путь с великими почестями. В память о новопреставленной старице Исидоре устроили поминальную трапезу, за которой кормили и одаривали деньгами множество нищих и убогих, столь близких любвеобильному сердцу почившей. Могила ее находится совсем неподалеку от входа на кладбище, рядом с другими монахинями².

Некоторые случаи из жизни великой рабы Божьей
монахини Исидоры (Дарьюшки),
подвизавшейся в Петербургском Новодевичьем монастыре

Соловецкая ты свет моя дороженька,
будто золотом ты посеяна
и серебром пересыпана,
и дорогим камешком кладена.
По соловецкой-то дорожке
течет речка медвяная,
бережка-то сахарные.
По левую сторонушку
тут березки стоят кужнявые,
они шелком переиваны
и цветами-те все усажены.
Да еще по той по дорожке
стоят липеньки-то зеленые,
а они золотом-то поиваны,
цветами-те все усажены.
Да еще по той по дороженьке,
да по левую-то сторону
стоят елки зеленые да кужнявые:
они серебром переиваны
да дорогим каменьем-то устланы.
Как по правую-то сторонушку
стоят кресты да всё золоченые.
Как по соловецкой-то дороженьке
всё идут те православные:
все идут да удивляются
и крестам все поклоняются.
Все идут да потихошеньку,
будто по золоту да по серебру,
да по хорошему жемчугу.
Они идут да медом-те напиваются,
сахаром-те насыщаются.
Как сине море да разливается,
камешки да рассыпаются.
Как на Каменном на острове
стоит церква соборная,
соборная да богомольная.
Во церкви да в соборной
почивают угодники
Зосима, Савватий и Филипп, и Герман.
Там монахи да хорошие
по лесам расходятся
да Богу молятся,
все схимники да пустынники.
Да уйми, Ты, Господи, батюшку, Ты, Иларьюшку,
покойную головушку!
Приходили те странники
из дальней дороженьки,
поспешали во святую обитель
вместе с раннею зарею,
между утреннею и раннею обеднею,
а худая-то богомолица
да прямо в кельюшку, к набольшему батюшке,
архимандриту да Иларьюшке.
«Отколь пожаловала к нам,
красно солнышко?»
«Да прямешенько из Горицы, родимый,
только по дороге сбегала в град Божий Киев,
поклониться святым угодникам». —
«Ну, ближняя же дорога, красно солнышко!»
И приказал Иларьюшка
про худого человека курганчик изготовить³,
а сам говорит: «Ну, красно солнышко,
мы к обедне сходим,
за тебя помолимся,
что великий труд подняла:
и холод, и голод,
и усталость претерпела ради Господа,
а ты оставайся у меня в келье:
пей, ешь и Богу молись.
Вот я тебе налью стаканчик,
а там сама наливай».
Выпила богомолоцка стаканчик —
захотелось другой.
Стала богомолоцка из курганчика цедить —
вода потекла.
Богомолоцка испугалась,
завернуть-то не умеет,
а вода-то течет да течет.
Не знает, за что хвататься:
подставила с сахаром сахарницу —
сахар весь подмочила,
а вода все течет да течет:
из сахарницы-то воду в трубу вылила,
дым-то пошел во все углы.
А курганчик не унимает:
вода все течет да течет,
и со стола-то гудит
и на половицах-то журчит.
Богомолоцка подставила свою худую одежонку,
давай сгребать водицу.
Ой, тошнехонько!
Курганчик-то не уняла,
а сама вымокла.
Видит богомолоцка: ничем не помочь,
курганчик не унимается,
водица шумит да шумит,
а дым-то валит да валит.
Богомолоцка во все углы помолилась,
Богу поклонилась:
«Уйми, Господи, уйми злющий курганчик!
Ой, тошно-тошнехонько!»
И побежала вон из кельюшки
да прямо в храм Божий,
забилась в темный уголочек
и всё глубоко вздыхает:
«Ой, тошно! Ой, тошно!
И Божье-то слово в уши не входит.
Не пойду уж да не пойду к Иларьюшке:
больно сердиться будет белая головушка
на меня, худого человека!»
Взял меня монах
да и повел к архимандриту Иларьюшке. —
«Ну, что ты наделала, красное солнышко?» —
«Ой, уйми Ты, Господи, батюшку Иларьюшку,
что меня, худого человека, вместо умного посадил:
не умеет-то дурак из курганчика цедить,
а умеет только чайку попить». —
«А зачем ты убежала да и келью бросила
и двери не затворила?
А когда бы воры пришли?» —
«Да колды же, родимой, монахи воры бывают?» —
«Залетела ворона в высокие хоромы,
умеешь ты гостить,
умеешь попить,
а не умеешь курганчика поцедить».
Поклонилась она ему в ноги.
А он ей: «Ну, Бог тебя простит!»

_{Публикация подготовлена издательством «Китеж» (г. Ярославль).}

Архимандрит Павел (в миру Павел Александрович Груздев)
(1910–1996)
C раннего детства воспитывался в Мологском Афанасьевском монастыре. Еще восьмилетним отроком получил благословение от патриарха Тихона на иноческий путь, но монашеский постриг принял только в 1962 г, пройдя тюрьмы, лагеря и ссылки общей сложностью 11 лет. С марта 1960 г. являлся настоятелем Троицкого храма в селе Верхне-Никульское Некоузского района Ярославской области.

² См.: Снесорева С. Русская странница Дарьюшка. Рассказ с ее слов. СПб., 1996.

³ Вскипятить самовар.

Версия для печати