Альманах «Соловецкое море». № 4. 2005 г.

Дарэл Хардман (Daryl Hardman)

Найти утопленника — не лучшее начало для паломничества. Это бросает тень на всё мероприятие и явно плохой знак для суеверных, но именно так и началась поездка нашей маленькой группы.

На беломорском побережье стоял тихий августовский вечер. На пристани Рабочеостровска, пригорода Кеми, в самой удобной точке отправления на Соловецкий архипелаг, не было никакого расписания. По слухам последний катер отходил около семи, но мы решили нанять свое судно и уже почти отчалили, когда внимание привлекло нечто, мелькавшее на водной глади.

«Господи, пусть это будет манекен», — первая мысль при виде того, что позднее оказалось телом утопленника, дрейфующим вниз головой в ледяной воде. Брюки, кроссовки, спасательный жилет, коротко стриженая голова, задубевшая кожа, отстающая от белой бескровной плоти, первыми бросились в глаза. Спасжилет исключал версию самоубийства. Заарканив тело, мы привязали его к пристани и оставили плавать вниз головой.

«Еще один пьяный, — подметил любознательный местный рыбак, — пьют много и валятся за борт, и никто не замечает, потому что обычно все такие».

Милиция явно не спешила на место происшествия. Мы ждали и ждали, и без того сильно устав от 25-часовой тряски в поезде. В конце концов, когда уже стало темнеть, мы просто отчалили. Безбрежное Белое море к тому времени казалось спокойным и умиротворенным, как обычное озеро.

Сложно представить, что эта идиллия может быть вмиг разрушена, когда море показывает характер, и пронизывающие ветра поднимают опасные волны, усиливающиеся на мелководье.

В море много островов. Острова Соловецкого архипелага невысоки. Они похожи на гранитных китов, иногда серых, иногда розовых, греющихся и блистающих в пронзительно красных и лиловых лучах заходящего солнца. По небу растянулись пухлые облака. О горизонте можно только гадать. Линия, где небо встречается с морем, эфемерна. Наступает ночь.

Иногда просыпаешься в строго определенный момент, как будто установлен внутренний будильник. Именно так, спустя несколько часов, я проснулась, чтобы узреть в иллюминатор всплывающий на горизонте в унисон с зарождающимся рассветом Соловецкий монастырь.

Монастырь Преображения Господня доминирует в маленькой бухте. Его стены, возведенные в XVI веке из огромных валунов, покрыты оранжевым мхом, который в изобилии растет здесь на любой поверхности. Маковки церковных куполов отражают стремительно меняющийся утренний свет. Мы в 100 милях от полярного круга и 650 от Москвы.

Монашеская жизнь на Большом Соловецком острове началась в 1429 г., когда святые Савватий и Герман прибыли сюда в поисках безлюдного места для подвижничества. Вскоре после смерти Савватия за Германом на остров последовал Зосима, и в 1436 г. началось формирование монашеской общины. В течение 500 лет монастырь был одним из самых влиятельных религиозных центров России. Однако в 1923 г. он был превращен в первый форпост системы, которую Солженицын назвал «Архипелаг Гулаг»: монастырь стал тюремным лагерем строгого режима для «врагов народа» и врагов Сталина. Лагерь был закрыт перед войной, но бесчеловечная система разрослась отсюда по всей России, подобно раковой опухоли, и поглотила миллионы жизней.

Сейчас Соловки — это небольшой поселок. Местный аэродром позволяет поддерживать воздушную связь с Архангельском. По маршруту Архангельск – Соловки – Архангельск летом курсирует пассажирский лайнер. Лето здесь — время изобилия, но оно скоротечно и капризно. За неделю мы испытали всё: от жары до пронизывающих ветров и утренних заморозков, предвещающих стремительное наступление осени. Остров мрачен и неприветлив зимой, но всё же остается прибежищем 1000 местных жителей и 25 монахов, которые находят в уединении свою прелесть.

К восьми утра становится жарко, а мы продолжаем бороться со сном на деревенской скамейке. Нам помогают местные тузики и мурки, вьющиеся в надежде на кусочек колбасы. Вернувшись из разведки, авангард нашей группы принес весть о нескольких магазинчиках, кафе, наличии комнаты, где можно остановиться, а также фруктовый сок от жажды и шоколадку от голода. Осталось дождаться пробуждения хозяйки дома, где сдается жилье, а пока пойти в единственное на острове кафе на чашечку чая. Восхитительное, традиционно английское начало первого дня на Соловках!

Утренние молитвы в монастыре проводятся очень рано. Чтобы успеть, нужно встать в 5.00. Далее следуют утреня и литургия. Службы длятся до полудня. На литургии и мы, паломники, приобщились к миру непрестанной молитвы, которой живет Церковь. Гуляя по монастырю, мы изучаем его могучие стены, взбираемся на колокольню. С нами нет фотоаппаратов, только душа запоминает красоту горнего мира литургии, отражающуюся в мире окружающем.

19, 21 и 22 августа — дни престольных праздников Соловецкого монастыря. Все готовятся к прибытию Святейшего Патриарха и «творят путь стопам его». Паломников никто не контролирует, можно заглянуть в любой уголок в монастыре. Поверх брюк и туристических ботинок я накидываю юбку и взбираюсь по лестнице прямо под крышу собора, откуда открывается захватывающий вид на лес и море. В надвратной церкви мы поклоняемся мощам основателей монастыря, святых Савватия, Зосимы и Германа.

Выставка фоторабот в притворе храма повествует о разрушении местных святынь в советское время, о возвращении монахов, нелегком возрождении, созидании богослужебной и монастырской жизни. Изобилующие на острове памятные кресты установлены на местах массовых убийств и захоронений, в которых сгинули тысячи политзаключенных Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН). Никто не должен был спастись, но единицы выжили и поведали о тех ужасах: «Люди мрут, как мухи, люди умирают медленно и болезненно… нас выстраивают голыми и босоногими на 22-градусном морозе» (из письма «Большевику», подписанного 14 декабря 1926 г. Желельновым, Виноградовым и Белинским). Теперь в стенах монастыря возобновилась монашеская жизнь.

В первый день мы отправились на Секирную гору посмотреть церковь Вознесения (1861 г.). С горы открылся потрясающий вид, и мы решили вернуться на закате (около 20 километров туда и обратно). Остров изобиловал не только комарами, но и фотогеничными пейзажами: то там, то тут озёра пронизывали лес, оранжевый мох спускался по серебряным стволам берез, в гигантских муравейниках кипела бурная деятельность черно-оранжевых муравьев, превышающих своих британских собратьев размерами раза в четыре. Каждый из них беззаветно исполнял свои обязанности как неотделимая часть огромного целого. Всюду росли грибы — весьма живописные мухоморы и менее яркие съедобные. Переговорный Камень на морском берегу в южной части острова до сих пор напоминает о том, что британцы пытались захватить Соловки в 1855 г.

В этом году среди почетных паломников не только Святейший Патриарх Московский и всея Руси, но и Президент Владимир Путин. Два дня остров наводнен людьми в дорогих костюмах и черных очках. С серьезным видом они лавируют среди луж и грязи, общаясь по рациям. Кружат вертолеты. Островная идиллия нарушена. Храмы превратились в съемочные площадки. Народ оттеснен в притворы, уступая место телеоператорам и фотографам. Патриарх начинает всенощную с восхваления главы государства. На другой день он освящает один из монастырских храмов. Помещение переполнено, нам удается втиснуться лишь в коридор снаружи. Впрочем, когда Патриарх, Президент и их свита улетают, спокойствие вновь возвращается на соловецкие улицы.

Хозяйка дома, где мы живем, в негодовании: «Сколько лет мы просили заасфальтировать дороги и только сейчас они услышали». Соседка хозяйки нервничает и выговаривает православным паломницам: «Зачем молиться на нашей кухне? Идите на улицу со своими предрассудками, они нам здесь не нужны. 70 лет мы прекрасно жили без религии, что она нам?»

Вот так, к сожалению, монастырская духовность не смогла преодолеть окружающие стены и проникнуть в близлежащие дома. Хозяйка дома делится со мной, что они почти не ходят в церковь: «Мы стесняемся заходить в монастырь, мы не понимаем, что происходит там, чувствуем себя посторонними». Всё же фотовыставка повествует, что в 1997 г. один из монахов вел занятия в воскресной школе для местных детей.

Мы продолжаем изучать Соловецкий архипелаг. Соседний Анзерский остров зелен и плодороден. Его леса и луга изобилуют дарами природы. Возрождением Троицкого скита (XVII–XVIII вв.) на острове занимаются постоянно проживающие там два монаха. Алтари, превращенные в уборные, решетки на окнах и полуразрушенные стены повествуют о печальной истории лагеря. Анзер использовался как огромный карцер Соловецкого лагеря. Напротив скита мы разводим костер на специально отведенном месте, где предшествующие паломники и туристы поставили скамьи и благоустроили кострище для всех тех, кто еще многие годы будет ступать по заповедным анзерским тропам.

Чай, заваренный на чернике и листьях, жаренные на костре сосиски и хлеб, постные и непостные продукты идут в ход для подкрепления паломников. Чуть дальше мы впервые видим вдалеке место, ради которого приехали сюда, — церковь Распятия Господня на горе Голгофе. Сказать, что она была построена в XIX в., а ныне стоит оскверненной, значит, ничего не сказать. Там прорывается крик агонии. Это место расстраивает, но мне хочется задержаться подольше и вернуться вновь. Мы молимся здесь.

Группа студентов-волонтеров из Москвы помогает реставрировать скит. Их бетономешалка и инструменты надежно укрыты от дождя. На обратном пути, на корабле, мы знакомимся с ними. Они работали здесь месяц, их руки загрубели и покрыты шрамами, лица потемнели от загара. Их сопровождает старец-монах. Он без передних зубов. Пряди его длинных серых волос развеваются при каждом дуновении ветра. Борода его разветвляется надвое, как у персонажа классической китайской миниатюры. «Они хорошие парни, — говорит он мне, — они хорошо поработали и съели много риса. О, видели бы вы весь рис, который они съели!» В подтверждение один из них достает четыре огромных пакета чипсов и бутыль кваса из рюкзака и делится со мной. Весь вечер кораблю сопутствует умиротворяющий неземной закат.

Какой шок через неделю вновь оказаться в гнезде термитов! Чистая пыль Соловков не сравнится с грязью города. Здесь просто нечем дышать. Бледные угрюмые лица. Постоянные проблемы. Поужинав, мы едем на смотровую площадку на Воробьевых горах. Вся Москва открывается оттуда в мерцающем ночном великолепии, но оно блекнет по сравнению с соловецкими красотами. Ночью метро кажется не таким чужим, почти уже родным. Кажется, мы возвращаемся на городскую землю.

За ночным окном московской квартиры шелестят деревья, — не те изогнутые соловецкие березки, а высокие и прямые березы Чехова, Горького. Созвездия тускло мерцают в вышине. Пол скрипит под ногами. Тихие голоса. Щелкает выключатель в ванной комнате. Сон уносит на север, на Соловки.

Дарэл Хардман

30 лет работает в области развития отношений между Россией и Великобританией. Десять лет управляла программами Лондонской школы бизнеса в СНГ, четыре года работала в области развития межцерковных сношений со странами СНГ в Ламбетском дворце (лондонская резиденция главы Англиканской Церкви Архиепископа Кентерберийского). С 1990 г. руководит гуманитарными и другими негосударственными программами в сфере социального обеспечения населения в России и Беларуси. В 2000 г. впервые побывала на Соловецких островах и сразу почувствовала привязанность к ним. С тех пор изучает Русский Север и монастыри России, пишет статьи, путеводители. Готовит книгу и телефильм об истории монашества и монастырей в России.

Версия для печати