Альманах «Соловецкое море». № 4. 2005 г.

Человека делают человеком память и вера, а народ народом — история и религия. Когда меняются эпохи, мы заново переписываем прошлое, познаем себя через отношение к делам давно минувших дней, рассказываем миф о настоящем.

Предлагаем читателям рубрику, в которой соловецкие реалии рассматриваются через призму фольклора, поэзии, художественной литературы, рожденных в разное время. В этом номере в центре нашего внимания — соловецкое старообрядческое восстание. Его художественному осмыслению предшествует краткая историческая справка. Песни, поэмы, стихи несут в себе этические и эстетические представления своего времени. Но если их сфокусировать на конкретном сюжете, мы увидим, как сквозь жанровые наслоения и заблуждения просвечивает и мерцает смыслом вневременная идея соловецкой инобытийности.

^{Василий Матонин}

Соловецкое восстание
Краткая историческая справка

Соловецкое старообрядческое восстание («соловецкое сидение») 1668–1678 гг. — вооруженное выступление соловецких монахов, примкнувших к ним разинцев и северных крестьян. Братия монастыря не хотела признавать нововведения патриарха Никона. Из Москвы были присланы «новопечатные» богослужебные книги. Престарелый архимандрит Илия 10 октября 1657 г. передал их на рассмотрение «соборным старцам». «Малый собор» отверг служебники. Монахи послали царю челобитную о вере и отказались принять новопоставленного игумена Иосифа. В 4-й и 5-й челобитных (1667 г.) монахи окончательно отказались от Никоновских нововведений: «… Лучше нам временною смертию умереть, нежели вечно погибнуть». В ответ царь Алексей Михайлович отправил на Соловки стряпчего Игнатия Волохова. В соответствии с царским указом (3 мая 1668 г.) Волохов взял в Архангельском городе 100 стрельцов и 22 июня 1668 г. прибыл на Большой Соловецкий остров. Монахи заперлись в крепости. «И мы де великого государя не слушаем и по новым книгам служить не хотим, и впред де великий государь пошлет хотя многие тысещи, и мы де сидим в городе». Стрелецкое войско стояло летом на Заяцком острове, зимой отъезжало в Сумской острог. В течение 4-х лет Волохов безуспешно осаждал непокорный монастырь и, наконец, был отозван (27 июня 1672 г.). Его сменил сотник московских стрельцов Климент Ивлев (назначен 3 апреля 1672 г.). К 100 архангельским, холмогорским и 125 сумским и кемским стрельцам прибавлено 500 двинских. Как и его предшественник, Ивлев зимой находился в Сумском остроге, летом высаживался на Соловецкий остров. Вокруг крепости возведены шанцы для обстрела обители. Существенных успехов Ивлев не добился. Положение изменилось с назначением нового воеводы И.А. Мещеринова (6 сентября 1673 г.). Под его командованием было 600 архангельских и холмогорских и 125 сумских и кемских стрельцов; в августе пришло пополнение — 250 двинских и 50 вологодских стрельцов. Через год посланы на Соловки «в прибавку» 300 кольских, 100 великоустюжских и 110 холмогорских стрельцов. 20 сентября 1674 г. из Москвы к Мещеринову доставлены 2 огнестрельных мастера — Борис Савельев и Клим Назарьев и с ними — «две пушки верховые и гранаты и всякие пушечные запасы». Летом 1675 г., выполняя приказ царя, воевода остался на зиму около Соловецкой крепости. Выстроены раскаты и городки. Сделаны подкопы под Белую, Никольскую и Квасоваренную башни. Выход в море из Глубокой губы перегорожен 14 брусами на цепях. Попытка взять крепость приступом 23 декабря 1676 г. не удалась. Конец осаде положило предательство соловецкого чернеца Феоктиста. В ночь на 29 января 1676 г. он провел стрельцов по подземному ходу около Белой башни. В монастыре находилось от 300 до 500 человек. Началась расправа над непокорными: «…иных пущих воров воевода Иван Мещеринов перевешал, а многих чернецов, выволоча за монастырь на губу, заморозил». В живых осталось 14 монахов. 500 погибших поминаются по старообрядческому синодику¹.

Государь-царь воспалился
историческая песня XVII в.

Да Господь Бог прогневился, государь-царь воспалился.
Выбирал–то наш государь-царь боярина большего,
Из большия из породы, из породы Салтыковы,
Монастырь разорити, старую веру порушити,
Стары книги изодрати, во сине море потопити,
И Зосима и Саватия соловейских чудотворцев
Монастырь разорити,
И всех старцев прирубити.
Что спроговорит боярин да царев воевода:
— Прикажи, сударь, слово молвить, хошь словечко едино,
А нельзя, сударь, подумать — не токмо дело делать!
Воспалился государь-царь:
— Ты добро, добро, боярин, прикажу тебя казнить,
Рука, нога отрубить, буйну главу отсещи.
Выбирал-то наш государь-царь да второго боярина;
Что спроговорит боярин да царев воевода:
—Ты давай мне силы много, да стрельцов и солдатов!
Как садился воевода на червленые корабли,
Как по Божию изволению, по цареву повелению
Подымалась погода с полуденныя страны,
Тонки парусы подымали, по синю морю бежали,
Подбегали под монастырь.
Они якори бросали, корабли все становили,
Они учали стрелять во честной да во монастырь,
Устрелили на престоле чуден образ.
Уже вси старцы испугалися, во одно место сбежалися.
Они думали и говорили:
«Нам хошь головы сложить, нам по-старому служить!»
Выходил тут един старец на святые на ворота,
Он правою рукой машет на червленые корабли,
Он левой рукою машет на святые на ворота,
Ворота сам отпирает, он всю силу сам пущает.
Уже вся сила вступила да всех старцев прирубила.
Аминь².

Во Москвы-то было во царьстви
старообрядческая песня XVII в.

Во Москвы-то было во царьстви,
А во прекрасном во государьстви,
Перебор-от был боярам,
Пересмотр-от был воеводам.
Из бояр бояр выбирали,
Воеводу-ту поставляли,
Его роду же непростого:
Из бояр князь-Салтыкова.
Воспроговорит-то государь наш,
Алексей-сударь свет Михайловиць:
— Уж ты гой еси воевода!
Я пошлю тебя, воевода,
Ко манастырю святому,
Ко игумену честному:
Стару веру-ту порушите,
Стары книги истребите,
На огни вы вси сожгите.
Воспроговорит воевода:
— Уж ты гой-еси государь-царь наш,
Волексей ты сударь Михаштовиць!
Как нельзя-то думой подумать
На свято ведь на это место,
Не прекрасною киновию,
Шьче на свет-то преподобных,
Соловецьких ведь цюдотворцев.
Воспроговорит государь царь наш
Алексей-от сударь-Михайловиць:
— Уж ты гой-еси, воевода!
Прикажу я тебя казнити,
Руки, ноги же отпилити,
Буйну голову отрубити.
Воевода-те испугалсэ,
Сам слезами же обливалсэ:
— Уж ты гой-еси, государь-царь наш
Алексей же-сударь Михайловиць!
Погоди ты меня пилити,
Уж мне дай рець говорити:
Мне-ка дай же ты силы много,
Мне стрельцов, борьцов, солдатов.
Шьцо садилсэ-то воевода;
Надалек он, свет, отъехал, —
Он расплакалсэ, сам раздумалсэ:
— Хошь я смерть-ту — я приму же!
Он раздумалсэ воевода:
Во пути будто рознемогсе;
Он назад скоро воротилсэ.
На то место-то накупалсэ
Из бояр, бояр князь Пещерской;
Шьче садилсэ-то воевода
Он во легоньки стружоцьки;
Потянули-то ветры буйны
С полуденную сторонку,
Уносило-то воеводу
Ко манастырю святому,
Ко игумену честному,
Как ко светам-то преподобным
Соловецьким же чудотворьцам.
Как стрелял, стрелял воевода
Во соборну-ту Божью церковь,
Уронил-то тут воевода
Богородицу со престола.
Вси манахи-ти испугались,
По стенам-ти вси побросались,
В одну келью-ту собирались,
В одно слово-то говорили:
Говорил-то все игумен:
— Вы не бойтесь-ко, мои дети,
Не страшитесь-ко етой страсти!
Мы по-старому ведь отслужим, —
С Христом в царсьтви с им прибудем.
По грехам было суцинилось,
По тежким грехам сотворилось:
Захотел-то ведь Деревяга³
В Святом озере он купатьце⁴,
По веревкам церез стену-ту опускатьце;
Ишше пал етот грешник
На сыру-то землю;
Он сломил свою праву руку,
Извихнул себе леву ногу.
Тут пришел к ему воевода:
— Ты скажи-ка нам сушшу правду;
Ишшо порохом доволен манастырь?
Ишше крепостью-то крепок ли?
Да людьми-то ведь он люден ли?
Говорил-то тут Деревяга:
Он ведь крепостью-ту крепок,
Он людьми тольки не люден.
Попадите и вы зайдите
Дровяным-то в стену окошком⁵.
Как зашел-то воевода,
Рассказал как Деревяга;
Он зацял тут воевода,
Стару веру-ту порушить взял,
Стары книги-ти Божии изорвал все,
На огни-ти он прожигал их;
Всех монахов прирубили,
В сине море-то пометали,
Над игуменом наругались:
Рецист язык у него отрезали.
Церез ночь было тако цюдо —
Он ведь сделасэ весь здравой.
Они взели его, убили —
Как небесно царство купили.
В ту пору-ту, во то время,
В саму в ту ведь темну ноцьку
Ишшо к нашему царю жо
К Олексею-то свет-Михайловицю
Как приходят к ему два старьца,
Как хотят-то его убити,
Руки-ноги да отпилити.
Говорят ему таки реци:
— Уж ты гой-еси, государь-царь,
Олексей ты сударь Михайловиць,
Не розорей-ко ты старой веры!
Посылат-то ведь царь же скоро,
Он гонцов-то скоро, солдатов:
— Старой веры не розоряйте,
Вы ведь книг-то не разрушайте,
На огни-то не розжигайте,
Вы манахов-то не рубите».
Ище встретили воеводу
В славном городи во Вологды.
Воевода-то разболелсэ (сгнил),
Он в худой-то боли сконцялсэ.
Государь-от, государь наш царь
Олексей-свет сударь Михайловиць
За воеводой собиралсэ,
Он своей-то жизней сконцялсэ.
Понесли его в Божью церковь, —
Потекло у него из ушей-то,
Потекла у него всяка гавря⁶;
Ишше уши-то затыкали
Все хлопцятой белой бумагой⁷.

Как и было в самый-ли Петров-то день
из исторической песни

Как и было в самый-ли Петров-то день;
Как на синем было морюшке,
На большом было на острове,
Во честном монастыре было —
Отошла честна заутреня,
Пономарь звонил к обеденке,
Честны старцы молитвы пели…

Как вдруг бежит пономарь и объявляет чернецам, что к стенам обители идет большое войско и с пушками; при этом он выражает сомнение насчет намерений подступающего войска православного: «Не то они идут ратися, не то они идут молитися». Старцы отвечают пономарю с укоризной:

— Ой ты глупый звонарь,
Неразумный пономарь!
Ведь это же войско православное:
Не идет оно ратися,
А идет оно молитися.
На ту пору пушкари были догадливы:
Брали ядрышко каленое,
Забивали в пушечку медную,
Палили в тот честной монастырь,
В Соловецкий⁸!

Анатолий Левушкин

Соловецкое чудо
отрывок из поэмы

VIII

Был лик царя спросонья сален.
Шел от печи угарный пыл.
Зело кормильца накусали
Неугомонные клопы.
И снадобьем персидским редким
Ехидной твари не уймешь!
Чтя пост, царь квасу с тертой редькой
Опорожнил изрядный ковш.
И, отягченный кислым квасом,
Он в суть речей вникал едва.
А той порой простудным басом
Вещал стрелецкий голова:
— Игнатий Волохов был бражник.
Не слишком Ивелев радив…
Брать Соловки особо важно,
Один мятеж другой родит.
Тут непотребны проволочки.
Пожар растет. Нет сладу с ним.
Само Поморье, словно бочка
С опасным зельем огневым!
Иван Мещеринов, тот — прыткий!
Обитель дерзкую возьмет.
Пусть будут пытки, злые пытки!
Чтоб впредь не вздумал черный сброд…
А царь зевает. Печка пышет.
Ахти, как бродит в животе!
Горласт боярин… Тише… Тише…
Погрязли в бренной суете.
А вот уж благовест вечерний!
Поболее к иконам свеч!..
Вздохнул надёжа:
— Буйство черни
Любыми мерами пресечь!

IX

Как воевода ни досадуй —
Опять потери велики.
Уж восемь лет идет осада,
Всё не сдаются Соловки!
Уже не старцы верховодят,
А люд крамольный, гилевой…
Пришла бумага воеводе:
«Своей ответишь головой,
Коли мятежный дух не сломан…».
Тут дюже мрачен и сутул
Свет-воевода крепким словом
Царя и прочих помянул.
Им что? Им не тушить пожара!
Им смерти не смотреть в глаза.
Сам в море кинешься, пожалуй,
На шею камень привязав.
Свет-воевода супил брови,
Он был в тот час отменно лют.
Пусть обагрятся стены кровью,
Пусть как хотят стрельцы ползут!
Кто дрогнет — так того на плаху,
Чтоб вспять ни шагу не могли…
Тут перебежчика монаха
В шатер дозорные ввели.
И, ниц смирехонько уставясь
Зрачками бегающих глаз,
Рек воеводе хитрый старец:
— Есть потайной подземный лаз.

X

Соловецкие стены…
Кремнистые стены…
Взгромоздились почти к облакам валуны…
Тяжким стонам предсмертным, стихающим стонам
Вторит гневный раскат беломорской волны.
Нет, когда б не предатель — тянулась осада,
Ни за что б Соловков одолеть не смогли!
А стрельцы, несть числа им, как черти из ада,
Возникали внезапно из-под земли.
И уже не свистели каленые стрелы,
Не текла из бойниц огневая смола.
Соловецкие стены… Поникшие стены…
Лишь повсюду — защитников мертвых тела…
А живых подымали в застенке на дыбе,
За конями по мерзлой земле волокли…
Соловецкие башни. Безмолвные глыбы.
Лютой мукой сегодня казнят Соловки⁹.
_{1970-е гг.}

Александр Городницкий

Соловки

Осуждаем вас, монахи, осуждаем.
Не воюйте вы, монахи, с государем.
Государь у нас — помазанник Божий,
Никогда он быть неправым не может.

Не губите вы обитель, монахи,
В броневые не рядитесь рубахи,
На чело не надвигайте шеломы, —
Крестным знаменьем укроем чело мы.

Соловки — не велика крепостица.
Вам молиться бы пока да поститься,
Бить поклоны Богородице Деве.
Что шумите вы в железе и в гневе?

Не суда ли там плывут? Не сюда ли?
Не воюйте вы, монахи, с государем.
На заутрене отстойте последней. —
Отслужить вам не придется обедни.

Ветром южным паруса задышали.
Рати дружные блестят бердышами.
Бою выучены царские люди.
Никому из вас пощады не будет.

Плаха красным залита и поката.
Море Белое красно от заката.
Шелка алого рубаха у ката,
И рукав ее по локоть закатан.
Враз поднимется топор, враз ударит…
Не воюйте вы, монахи, с государем¹⁰.
_{1980 г.}

Анатолий Жигулин

Соловецкая чайка

Соловецкая чайка
Всегда голодна.
Замирает над пеною
Жалобный крик.
И свинцовая
Горькая катит волна
На далекий туманный
Пустой материк.

А на белом песке —
Золотая лоза.
Золотая густая
Лоза-шелюга.
И соленые брызги
Бросает в глаза,
И холодной водой
Обдает берега.

И обветренным
Мокрым куском янтаря
Над безбрежием черных
Дымящихся вод,
Над холодными стенами
Монастыря
Золотистое солнце
В тумане встает…

Только зыбкие тени
Развеянных дум.
Только горькая стылая
Злая вода.
Ничего не решил
Протопоп Аввакум.
Все осталось, как было
И будет всегда.

Только серые камни
Лежат не дыша,
Только мохом покрылся
Кирпичный карниз.
Только белая чайка —
Больная душа —
Замирает, кружится
И падает вниз.¹¹
_{1973 г.}

¹ Куратов А.А. Соловецкое восстание // Поморская энциклопедия. История Архангельского Севера. Архангельск, 2001. Т. I. С. 385–386.

² Соловецкое восстание // Русская историческая песня: Сборник / Вступ. Статья, состав., примеч. Л.И. Емельянова. Л., 1990. С. 158–159.

³ А. Марков предположил, что речь идет о «воровском казаке Панфилке Деревяге».

⁴ Мужик деревенский, жил по обетам. — (Прим. А. Крюковой).

⁵ Окошко было закладено дровами; а то им уж не попасть в стену. — (Прим. А. Крюковой).

⁶ Гной. — (Прим. А. Крюковой).

⁷ Старина в исполнении Аграфены Крюковой // Беломорские старины и духовные стихи. СПб., 2002. С. 154–157.

⁸ Марков А. К песне об осаде Соловецкого монастыря // Этнографическое обозрение. По ред. В.Ф. Миллера. М., 1904. № 3. С. 66–67.

⁹ Левушкин А.И. Остойчивость. Архангельск, 1978. С. 73–75.

¹⁰ Городницкий А. Стихи и песни. Избранное. СПб., 1999.

¹¹ Жигулин А. Черные камни. М., 1989.

Крюкова Аграфена Матвеевна (1855–1921)

Русская народная сказительница. Родилась и жила в Архангельской области. От Аграфены Матвеевны был записан А.В. Марковым обширный эпический репертуар (64 текста былин, баллад, исторических песен и духовных стихов).

Левушкин Анатолий Ильич (1922–2001)

Поэт. Родился и похоронен в Рязани. После Великой Отечественной войны закончил Литературный институт им. Горького. Выступал на одном концерте с А. Ахматовой, читал стихи Б. Пастернаку, редактировал первый сборник Н. Рубцова, пил водку с А. Елаговым. Более 30 лет жил в Архангельске. На судах Северного морского пароходства ходил в Арктику. Написал около 20 книг. Печатался в большинстве российских литературных журналов советского времени.

Городницкий Александр Моисеевич

Родился в 1933 г. в Ленинграде. Геофизик, доктор геолого-минералогических наук, профессор, заведующий лабораторией геомагнитных исследований океана, академик Российской академии естественных наук. Опубликовал более 230 научных работ, посвященных геологии и геофизике океанического дна. Является одним из ведущих ученых в области изучения природы магнитных аномалий в океане и их связи с геологическим строением и тектонической эволюцией океанической коры. Наряду с научной деятельностью широко известен как поэт и автор песен. Член Союза московских писателей и Международного союза писателей-маринистов, президент Ассоциации российских бардов. Им опубликовано 8 книг стихов, две книги мемуарной прозы и несколько дисков с авторскими песнями.

Жигулин Анатолий Владимирович (1930–2000)

Поэт, писатель, лауреат Пушкинской премии РФ (1996 г.). Отец — выходец из крестьян, мать — из дворянской семьи Раевских. В 1949 г. опубликовал первые стихи; вскоре был арестован по обвинению в принадлежности к антисталинской подпольной Коммунистической партии молодежи и отбыл 10 лет заключения в Сибири. В 1954 г. был освобожден, в 1956 г. реабилитирован. Окончил Воронежский лесотехнический институт (1960 г.).

Версия для печати