Интернет-приложение альманаха «Соловецкое море»

Андрей Торопов

XIX в. в жизни России характеризовался очень противоречивыми тенденциями: начавшись с цареубийства, он включил в себя сотворение русской аристократией западных кумиров и пробуждение патриотических настроений под влиянием войн с этими кумирами, либеральные реформы и разгул цензуры, широкое распространение сектантских и атеистических учений и расцвет святоотеческой мысли. Эти характеристики XIX в. вполне узнаваемы, но церковную и светскую историю этого столетия невозможно себе представить без одной, гораздо менее известной, но тем не менее принципиально важной для понимания сути происходивших в это время событий — развития православного миссионерства в различных уголках страны.

Его расцвет в XIX в. не был инициирован высшей церковной или светской властью, но явился результатом глубоко искреннего душевного порыва глубоко религиозных и энциклопедически образованных людей, явившись реакцией Церкви на навязываемое ей с начала XVIII в. закабаление государством, а также на появившиеся на рубеже XVIII-XIX вв. апокалипсические ожидания, вызванные потрясшими Россию событиями послепетровской эпохи. Но на территории страны оставалось ещё немало уголков, не охваченных евангельской проповедью — согласно христианскому учению, конец света не может наступить до тех пор, пока Священное Писание не будет проповедано всему миру. Таким образом, православное миссионерство перехватило инициативу у различных сектантских движений, ставивших апокалипсическую идею во главу угла. Распространению сектантства в немалой степени способствовала миссионерская деятельность на территории России западных христиан: проводившиеся ими кампании по бесплатному распространению текстов Библии казалось бы, были делом благим, но выполненные на Западе, в тиши университетских библиотек, библейские переводы изобиловали грубыми текстологическими и догматическими ошибками, так как их авторы имели лишь поверхностное, книжное знакомство с жизнью тех народов, на языки которых они переводили Священное Писание. Оказавшаяся в жестких бюрократических тисках Церковь крайне нуждалась в том, чтобы в дело христианского просвещения было внесено свежее дыхание, которым, в конечном итоге и стало развитие православного миссионерства.

Последователи Кирилла и Мефодия отправились в это время не только в самые дальние уголки страны, расположенные за Уральским хребтом и на берегах океанов, но и в места, находившиеся не так далеко от крупных городов и даже от столиц — когда-то эти края уже были озарены светом христианства, но превращение Церкви в часть государственного аппарата и людское равнодушие вновь вернули эти окраины страны в прежнее, полудикое состояние.

Мезенский край в XIX в. отнюдь не был территорией, совершенно незнакомой с христианским вероучением: в XVI в. здесь совершал свое просветительское служение Феодорит Кольский, а в XVII в. Патриарх Никон основал здесь один из крупнейших монастырей русского Севера. Но это вовсе не умоляет миссионерского подвига, совершенного в этих краях в XIX в. архимандритом Вениамином (Смирновым), положившего начало целой череде ярких свершений в области просвещения народов, происходивших в течение всего столетия, доведших христианство к 1917 г. до берегов Тихого океана, а после распада Российской Империи ставших толчком для его распространения далеко за её пределами.

Суровый северный край для архимандрита Вениамина был родным: здесь, в Онежском уезде, он в 1781 г. появился на свет в семье священника, здесь же получил богословское образование в Архангельской Духовной Семинарии. Затем он был оставлен здесь же преподавателем, дослужившись до должности инспектора. Это работа, несомненно, была полезной для будущего миссионера, обогатив его необходимыми для просвещения народов опытом и знаниями. Но административные обязанности тяготили архимандрита Вениамина: он отнюдь не был карьерным монахом — иноческий постриг он принял достаточно поздно, в тридцатилетнем возрасте. С административной должности в Духовной семинарии, рассматривавшейся в те времена, как одна из последних ступенек перед архиерейством, архимандрит Вениамин уходит в монастырскую среду, открывавшую гораздо меньше возможностей для стремительной карьеры — сначала, в 1813 г., он возглавляет Николаевский монастырь в г. Корела (ныне — г. Приозерск Ленинградской области), затем, четыре года спустя переводится на должность наместника Антониево-Сийского монастыря, и с этого момента начнется его миссионерская деятельность.

Антониево-Сийский монастырь был одной из самых древних и прославленных обителей русского Севера, детищем эпохи Сергия Радонежского и его сподвижников, монахов «северной Фиваиды». На начальном этапе своей истории он сыграл важнейшую роль в процессе обращения в христианство обитавших здесь финно-угорских племен. В период, когда изменчивая и непоследовательная натура Ивана Грозного метнулась в сторону нестяжательского течения в русском монашестве, многие из игуменов «северной Фиваиды» выдвинулись на должности епископов и игуменов крупных столичных монастырей, но скоро попали в опалу за обличение безнравственного образа жизни самого царя и его приближенных. Политические неурядицы, потрясшие столицу, докатились и до далекого северного монастыря, в корне изменив его судьбу — теперь месту уединения древних подвижников была уготована печальная участь темницы для инакомыслящих. Порядок, установленный в XVI в., не изменился и в следующем столетии — так, в 1634 г. сюда был сослан архиепископ Суздальский Иосиф (Курцевич), обвиненный в том, что вел образ жизни, не подобающий архиерею, и имел четко выраженную униатскую ориентацию. Немало прошло через стены монастыря и других узников, попавших сюда как по справедливому приговору суда, так и по злому навету, прежде, чем архимандрит Вениамин вернул этому святому месту былые миссионерские традиции.

Задачи, которые стояли перед новым наместником, были гораздо более сложными, чем те, которые в начале XVI в. пришлось решать основателю монастыря преподобному Антонию. Изначально монастырь не создавался как центр миссионерства и выполнял эту функцию лишь потому, что оказался в окружении финно-угорских племен, сохранявших языческие верования. Целенаправленная миссионерская проповедь здесь началась чуть позже, когда архимандрит Феодорит перевел на язык племени саамов (один из диалектов финского языка) Библию и богослужебные тексты, обратив в христианство две тысячи человек. Затем Феодорит отправился, явно против своей воли, к месту нового назначения, в Суздаль, пережил опалу и почет, отказался от предложенной ему Иваном Грозным высокой должности и вновь вернулся в северный край. Но это были уже последние годы его жизни, и процесс евангельской проповеди шел уже не так энергично, как на начальном этапе. Начинание Феодорита не погибло, но в последующие века подвижников, равных ему практически не находилось — архимандриту Вениамину пришлось заново идти по стопам великого подвижника XVI в.

По официальной статистике, к 1817 г., ставшему началом просветительской деятельности архимандрита Вениамина, число крещенных саамов (или самоедов, как, по обыкновению, называли их русские) насчитывало 55 человек. Одна из причин столь плачевного состояния христианского просвещения в этом крае заключалось в том, что в среде русских к этому времени сложился ряд стереотипов и суеверий, связанных с саамами — обиходное неточное название свидетельствует об этом наиболее ярко: отчасти оно было перефразированием самоназвания народа, в дословном переводе означающего, житель страны озер, отчасти отражало расхожее представление о распространенном среди саамов каннибализме. Этнографические исследования не подтверждают подобных фактов: даже будучи язычниками, саамы были довольно миролюбивым народом, а расхожее представление пошло от обычая мазать лики идолов кровью жертвенных животных. Во времена Феодорита саамы достаточно легко, без явных рецидивов язычества, принимали христианство, но новый этап миссионерства, начатый архимандритом Вениамином (Смирновым), проходил совсем в иных условиях — он, несомненно, уже не мог быть инициативой энтузиаста-одиночки, требовал немалой административной и материальной поддержки со стороны епархиальных и синодальных властей, гражданской администрации. Если евангельская проповедь архимандрита Феодорита носила первопроходческий характер, то просветительская миссия архимандрита Вениамина должна была завершить обращение в христианство всего края. Кроме того, архимандрит Вениамин, гораздо большее внимание, чем Феодорит, уделял исследованию быта, традиций и верований саамов. В прежние времена сбор такого рода информации носил лишь вспомогательный характер, но в конце XVIII — начале XIX в. значение подобной информации очень возросло: в это время богословие и светские науки искали точки соприкосновения, а православное миссионерство, суммируя многовековой исторический опыт, прокладывало новые пути и методы просвещения народов с учетом лучших достижений светской науки. Архимандрит Вениамин не только продолжил катехизаторскую деятельность, начатую в свое время Феодоритом Кольским, но и написал pяд важнейших не только для церковной, но и для светской науки трудов по лингвистике и этнографии саамов. К концу XIX в. подобный подход в православном миссионерстве был вполне привычным и едва ли не единственным, но в начале столетия это было новинкой, к тому же не всегда находившей поддержку у не в меру осторожных властей. Так, например, шедший тем же путем архимандрит Иакинф (Бичурин), пятнадцать лет проживший в Китае и составивший подробные историко-этнографические описания этой страны, исследовав таким образом условия и предпосылки евангельской проповеди среди местного населения, подвергался каноническим прошениям со стороны синодальных властей.

Судьба архимандрита Вениамина сложилась более удачно: хотя и не сразу, спустя семь лет после начала своей миссии, он добился открытия в Мезенском крае Духовной миссии, что придавало просветительской деятельности в этих местах особый статус, переводя её из частной инициативы просветителя-одиночки в начинание, поддерживаемое государством и имевшее для него важное значение. Эта поддержка, соединенная с необычайным воодушевлением архимандрита Вениамина, сделали успех его миссии поистине поразительным — за годы её существования на саамский язык были переведены Новый Завет, катехизис и ряд богослужебных текстов, составлена грамматика этого языка, обращено в христианство 3300 человек, языческие верования сохраняли лишь 700. В 1830 г. Духовная миссия была закрыта, и этот факт можно оценивать двояко: с одной стороны, закрытие миссии не могло не сказаться отрицательно на дальнейшем ходе просвещения Мезенского края и явилось актом неумеренной предосторожности синодальной бюрократии, пребывавшей в недальновидной чиновничьей уверенности, что язычество на территории России давным-давно побеждено. С другой стороны, Духовные миссии обычно учреждались в наиболее сложных с религиозной точки зрения, регионах и действовали, как правило, в крайне враждебном окружении. При всех своих негативных последствиях, закрытие Мезенской миссии явилось своеобразной констатацией того, что этот край перестал быть языческой окраиной, став неотъемлемой частью христианского мира.

Прославленный миссионер, архимандрит Вениамин (Смирнов) успел в полной мере ощутить результаты своих подвижнических трудов. Последние годы жизни он провел в Покровском монастыре в г. Глухове (Украина), где и скончался в 1848 г. В это время, преодолевая степные бураны, океанские штормы, в разные части света, ещё не знавшие Священного Писания, отправились миссионеры-подвижники, примером для которых служила евангельская проповедь в Мезенском крае. Патриархи Тихон и Сергий, митрополиты Иннокентий (Вениаминов) и Макарий (Невский), архиепископ Николай (Касаткин) — этих выдающихся миссионеров XIX — начала XX в. вполне будет уместным назвать наследниками архимандрита Вениамина, с успехом применявшими его опыт и традиции в своей просветительской деятельности. Его труды оказались востребованными, несмотря на все многочисленные препятствия, которые видному просветителю пришлось преодолеть. А кроме того, они особенно актуальны для нашего времени, когда возникла острая необходимость возобновления многих миссионерских маршрутов.

Торопов Андрей Владимирович

Преподает во Владимирской Семинарии и Владимирском государственном университете.

Версия для печати