Альманах «Соловецкое море». № 2. 2003 г.

Анатолий Куратов

На исходе лета 1964 г. я впервые приехал на Соловки. Спустя 38 лет, в 2002 г., соловецкий ученый А.Я.Мартынов подарил мне свою монографию «Археологические памятники Соловецкого архипелага и других островов южной части Белого моря. III тыс. до н.э. — ХV в.: Материалы и исследования». Перелистывая страницы этой интересной книги, я невольно вспоминал далекие дни своей первой экспедиции на острова...

Специально я не готовился к этой поездке, хотя прочитал немало книг об истории и археологии Соловков. В памяти остались рассказы о Соловках П.В.Виткова. Будучи известным северным краеведом и педагогом, Павел Васильевич с любовью описывал соловецкую природу и замечательные историко-культурные памятники Соловецкого монастыря. Уже тогда он ратовал о создании на Соловках музея-заповедника.

— Вы же директор областного краеведческого музея, к тому же археолог, недавно окончивший Ленинградский университет. Поезжайте на Соловки! — горячо убеждал он меня.

Мог ли я тогда даже предположить, что мои археологические изыскания на Соловках затянутся на десятилетия!..

Я прилетел на острова на борту старенькой «аннушки». Шел проливной дождь, на море свирепствовал шторм. Самолет приземлился на грунтовую полосу около убогого сарайчика, служившего аэровокзалом. И в ту минуту, когда мы выгружались, облачное небо вдруг прояснилось, и солнечные лучи как бы приветствовали пассажиров.

Всё кругом заиграло яркими красками. Дорога шла от взлетной площадки на юг, навстречу солнцу. Вдали за поселковыми домами и амбарами вздымались замшелые камни монастырской крепости с шатровыми башнями и бело-серыми руинами храмов. Чем ближе мы подходили к кремлю, тем явственнее проступали различные детали монастырской «фортеции». С запада к крепостной стене примыкал глубокий ров, а слева от входных ворот — каменно-кирпичная пристройка с двумя башенками. Над аркой входа зияло прямоугольное углубление, куда при монахах крепилась икона. Поразила железная пятиконечная звезда, установленная в лагерные времена на куполе высокой каменной звонницы. Сама колокольня была похожа на гигантский подсвечник с оплавленной звездой-огарком наверху.

Мы вошли во внутренний дворик, где около бойко торгующего магазина толпились люди. Многие из них, как оказалось, были рабочими местного водорослевого предприятия. Одетые в ярко-желтые прорезиненные куртки, они заходили в магазин и выходили оттуда, отягощенные авоськами со знаменитым соловецким хлебом. Тут же, вдоль стены дома, под окнами магазина, была поставлена широкая деревянная скамья, на которой сидели люди с покупками. Bсe они с большим аппетитом ели мягкие хлебные ломти.

Я присел рядом, сбросив наземь тяжелый рюкзак и спальный мешок.

— Откуда приехал, приятель? — обратился ко мне молодой человек с окладистой бородой. Мы познакомились. Назвавшись Петром, мой сосед угостил меня хлебом, оказавшимся необыкновенно вкусным.

Петр закупил в магазине целый мешок с булками, собираясь, по его словам, отвезти хлеб в Реболду, где располагалась водорослевая бригада. Родом Петр был с Вологодчины, а на Соловки он приехал по найму с надеждой заработать на заготовке водорослей большие деньги.

— Когда вы едете в Реболду? — спросил я его.

— Да часика через два, вот лошадку накормим...

— Подбросите меня туда?

— Почему бы нет? Приходи к воротам, и поедем.

Я отметил свои командировочные документы в поселковом совете и пообедал в местной столовке. Ровно через два часа я пришел на условленное место. Ждать Петра пришлось долго. Прошел час и еще час. И только к вечеру ко мне подъехал на телеге Петр, веселый и хмельной.

— Что, давно ждешь? Привыкай, у нас на Соловках всегда опаздывают. Ничего, к ночевке будем в Реболде.

И мы двинулись по той же дороге, пересекли летное поле и углубились в лес. Толстобрюхий конь по кличке Орлик бодро рысил, разбрызгивая по сторонам лужи.

— Стареньким стал наш Орлик, — Петр легонько ударил вожжами по лошадиному крупу. — Говорят, привезли его с Летнего берега, из Дуракова. Мужики любят эту конягу. Постой, может выпьешь немного?

Он достал из-за пазухи поллитровку, уже ополовиненную... Я вежливо отказался.

— Нет так нет. Вольному воля, а нам, водорослевым старателям, выпить не грех. Подожди, в Реболде с ребятами выпьем под рыбку.

К ночи приехали на место. Несколько рабочих вышли навстречу нам с фонарями. Мы прошли в комнаты большого дощатого дома. На столе стояла керосиновая лампа, свет которой слабо разгонял полумрак.

— Что-то ты, Петя, припозднился, — корил моего возницу один из встречавших. — Давай за стол, рыба ждет.

После сытного ужина стали расходиться по лежанкам. Мужики с любопытством смотрели, как я расправлял свой ватный спальник.

— Куда же завтра? — спросил у меня Петр.

— Да мне надобно переехать через салму на Анзер...

— Ничего, перевезем. Пойдем на резку водорослей и доставим тебя на Анзерский.

В помещении было тепло и душно. Спал я плохо, прислушиваясь к сопению и храпу моих хозяев. Под утро я крепко заснул, а проснувшись, обнаружил, что в комнате никого нет. Мужики уже давно работали.

Упаковав свои вещички, я вышел на волю. Около нашего домишки находились еще две-три избы. От них шла гатевая вымостка к причалу. Передо мной расстилалась морская гладь. На горизонте чернела полоса земли — это и был Анзерский остров.

Недалеко от берега покачивались три карбаса. В них сидели и стояли мои знакомые мужики. В их руках были длинные косы. Их опускали в воду, подрезая ламинарии. Подрубив стебли у корней, рабочие поворачивали косы, а затем вытаскивали водоросли в лодки. С бортов свисали длинные пучки травы, с них струйками сбегала вода.

Видно было, что это нелегкий труд. На ближайшем ко мне карбасе работал Петр, потный и тяжело дышавший. Он, с усилием вытягивая очередной ворох влажных водорослей, с минуту ждал, когда с него стечет вода, а затем с натужным возгласом опрокидывал ламинарии в лодку.

Часа через полтора лодки причалили к берегу. Мужики стали выгружать свой улов. Водоросли переносились на «вешала», их аккуратно расправляли на жердях и оставляли на просушку.

— Поедем на Анзерский? — спросил Петр, подходя ко мне.

— А вы не устали?

— Пустяки, я привыкший. Поедем на казанке, на моторе.

Через несколько минут мы уже мчались на железной моторке. Море было спокойное. Лишь в середине широкой салмы белели пеной высокие волны.

— Глянь на салму. Видишь волны ходят? Здесь всегда волноворот. Старики называют салмовые волны «соловцами». Не отсюда ли произошло название Соловков?

Я ответил, что в краеведческой литературе встречается такое оригинальное толкование – Соловки от «соловцов».

Наша лодка благополучно миновала салму. Я выбрался на пологий берег.

— Ну, прощевай, — сказал Петр. — Только учти, на Анзерском сейчас никого нет. Не боязно?

— Не страшно. До свидания, Петр. Спасибо за доставку.

— А как же обратно?

— Как-нибудь доберусь до кремля.

Затрещал мотор, и «казанка» быстро стала удаляться от берега.

Так я впервые оказался на Анзерском острове. Место, где меня высадил Петр, называлось Кеньгой. Мне вспомнились рассказы К.П.Гемп об анзерских каменных лабиринтах. Ксения Петровна изучала их, кажется, в 1949 г. Она подробно описывала один из лабиринтов, обозначенный ею в археологическом паспорте как «кеньгинский». Стало быть, надо искать его здесь, на месте моей высадки.

Берег около Кеньги низкий, заросший густым кустарником. Повыше шла каменистая терраса, вот ее-то и нужно внимательно осмотреть. Поиск лабиринта затянулся на весь день. С началом сумерек я вспомнил о еде. Пришлось остановиться на ночевку. Я развел небольшой костер у линии прибоя, попил чаю и поел соловецкого хлеба. Забравшись в спальник, я крепко уснул. Проснулся под утро, когда прибылая вода смочила мои ноги. Выбираться из мешка пришлось по колено в воде. С восходом солнца я продолжил свои поиски. Увы, безрезультатно. Однако среди многочисленных камней, разбросанных по берегу, встретились какие-то выкладки, образовавшие в плане замысловатые фигуры. Лабиринта среди них не было...

И я продолжил свое путешествие по южному берегу острова. Целый день я продирался сквозь кустарник. Под вечер, наконец, дошел до Капорской (Капельной) губы, где с радостью обнаружил промысловую избушку. Устроился на ночевку почти комфортабельно. Затопил печку. В сенях нашел удочки. Ночью удачно порыбачил, так что под утро была приготовлена прекрасная уха.

Спать почему-то не хотелось, и с рассветом я пошел к Мысу лабиринтов, описанному когда-то Н.Н.Виноградовым. Лабиринты я легко нашел. Рядом с ними находились и другие каменные выкладки, валунные груды, курганы. Здесь я провел два дня. Однако завершить исследования на Мысе лабиринтов мне пришлось позднее, в следующие полевые сезоны.

Назад в Кеньгу я вернулся уже по монастырской дороге. Глубокое впечатление оставили циклопические строения Голгофо-Распятского и Троицкого скитов. Тяжелое чувство я испытал после осмотра святых мест: все запущено и разорено... Уже тогда я обратил внимание на памятники совсем другой эпохи. В оконных проемах сохранились кое-где проржавевшие прутья решеток. Там и здесь ноги цепляли обрывки колючей проволоки. В кучах мусора я находил металлические кружки и котелки, измятые оловянные тарелки. На стенах каменных строений часто попадались зэковские надписи-граффити. Все это осталось от печально знаменитого СЛОНа. На сердце было тревожно. Временами мне было просто страшно. В то время я мало что знал об истории Соловецких лагерей особого назначения. Знания пришли позднее – с воспоминаниями бывших узников Соловков, кинофильмами и книгами о СЛОНе. Но тогда, в свою первую поездку на Соловки, я испытал ужас и потрясение. В холодном поту я пришел на Кеньгу. Из хвои и плавника устроил на берегу большой костер и молил Бога, чтобы мой огненный сигнал увидели в Реболде.

На Соловецкий остров меня перевез тот же Петр.

В кремле я встретился с архитектором-реставратором О.Д.Савицкой. Тогда она только начала свои исследования в монастыре. С Ольдой Дмитриевной я встречался в последующие свои приезды на острова.

Именно тогда родилась мысль об устройстве здесь филиала Архангельского областного краеведческого музея. Эта идея была реализована усилиями С.В.Вереш и Ю.П.Прокопьева. Но это уже другая история, о которой, я уверен, будет рассказано позднее.

Моя археологическая экскурсия на Соловки в 1964 г. положила начало дальнейшим археологическим исследованиям, о чем талантливо рассказал в своей ученой книжке А.Я.Мартынов.

Куратов Анатолий Александрович

Родился в 1936 г. Археолог, профессор Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова, основатель архангельской научной школы историков-краеведов, автор более двухсот научных работ.

Версия для печати