Альманах «Соловецкое море». № 2. 2003 г.

Николай Теребихин

300-летию Санкт-Петербурга посвящается

Мифологический образ белого камня-алатыря, утвержденного среди волн синего Белого моря, — это не только алломорф универсального архетипа горы, окруженной водами мирового океана-моря, но и средоточный иконографический топос русского умозрения, раскрывающий водно-каменные основания всего священного космоса русской жизни. Теософия России как «камня веры и правды», плывущего по бурным волнам моря житейского наиболее зримо была явлена (эксплицирована) гением Петра Великого, в промыслительной семантике имени которого мерцают и просвечивают первоимена и первособытия священной истории времен земной жизни Христа и первых его учеников.

В исторических преданиях Русского Севера Петр предстает не только в образе культурного героя, покоряющего и усмиряющего первобытный хаос морской (водной) стихии, преобразующего (доустраивающего) иррегулярный природный ландшафт России в «правильный» (регулярный), но и в ипостаси поэта — ономатета, устанавливающего имена частей и элементов нового космоса русской жизни.

«Но Поэт еще и установитель имен (ономатет): немую до него Вселенную он сотворил в слове, собрав ее по частям, по элементам, которые он отождествил и выразил в звуке (нужно помнить об установке на мотивированность, сугубую неконвенциональность имени в архаическом сознании: поэт дает имя вещи или человеку только тогда, когда он „найдет“, „откроет“, выявит внутреннюю суть объекта, жестко связанную с ее наименованием»¹. Петр как культурный герой и ономатет не только переустраивает Русский Север на «новый манер», но и создает его новый ономастикон, во многих своих разделах восходящий к священному первообразу — первоимени-теониму «Петр» («камень»). Образ камня занимал исключительно важное место в словаре символов петровской эпохи, в архетипике миросозерцания и поведения самого преобразователя: «Так Феофан Прокопович регулярно уподобляет императора Петра апостолу Петру, обыгрывая евангельские слова о Петре как камне, на котором будет воздвигнуто грядущее здание. <...> Та же ассоциация Петра и камня реализуется в противопоставлении деревянной Руси и каменного Петербурга»².

Петр ощущал себя краеугольным камнем, положенным в основание новой, молодой России. Петр одновременно и творец-демиург нового мира, и творительная (строительная) жертва, из тела которой должен быть развернут космос «регулярной» российской государственности и общественности. Все эти идеологемы и мифологемы петровской эпохи порождены мистическими глубинами имени царя-преобразователя. Как давно уже было отмечено П.А.Флоренским, имя обладает мощным преобразовательным потенциалом и первично онтологичностью по отношению к его носителю: «По имени и житие» — стереотипная формула житий; по имени — житие, а не имя по житию. Имя оценивается церковью, а за нею — и всем православным народом как тип, как духовная конкретная норма личностного бытия, как идея, а святой — как наилучший ее выразитель, свое эмпирическое существование сделавший прозрачным так, что чрез него нам светит благороднейший свет данного имени. И все-таки имя — онтологически первое, а носитель его, хотя бы и святой, — второе»³. Имя Петр означает «камень» и потому носитель этого имени (российский самодержец) в своей эмпирической жизни обречен на постоянное следование (воспроизведение) собственной «каменной» сущности, на постоянные встречи с разнообразными воплощениями «петрографического» архетипа, которые, как придорожные знаки, указывают направление жизненного пути.

Каменные знаки судьбы сопутствуют Петру на всем протяжении культуртрегерского путешествия по Русскому Северу, начавшегося в 1692 г. посещением Вологды и Спасо-Каменного монастыря на Кубенском озере. С основанием этого монастыря связана весьма значимая для «петрографической мифологии» Петра топонимическая легенда о камне спасения («Спас-камне»): «А тут Спас-камень-храм! Монастырь! <...> В честь русского воина-князя, боровшегося за объединение северных земель, был воздвигнут этот памятник-монастырь... <...> ... князь, спасавшийся вплавь от врагов, начал тонуть в тяжелых латах, и пошел уже ко дну, как вдруг почувствовал под ногами камень, который и спас его»⁴. Образ камня, восставшего из вод первобытного хаоса (камня, «плывущего» по воде), — ландшафтная иконография имени Петр, которое соединяет в себе две стихии — камень и воду. Первоначальное имя апостола Петра — Симон, он был наречен Кифой (камнем) самим Иисусом Христом. «История призвания Петра излагается по-разному: Христос увидел Симона, рыбачившего вместе с Андреем на море Галилейском, и позвал обоих за собой, прибавив: „Я сделаю, что вы будете ловцами человеков“ (Мк.1, 16-18); мотив рыболовства обретает сакральный смысл, смежаясь с архетипами воды и рыбы, важными для христианского символизма»⁵. Амбивалентность имени Симона-Петра предельно полно выражает «водно-каменную» сущность не только царя-преобразователя, но и всей России, постоянно возвращающейся в своей «вневременной» истории к первоначальным временам творения, когда среди вод первобытного хаоса по слову Божию явилась твердь. И становится ясным, что магнитное силовое поле, порожденное Божественной творительной энергией, исходящей из библейского образа тверди среди вод, не могло не затягивать в себя (притягивать к себе) Петра, который в сокровенной глубине своего имени ощущал тектонические сдвиги и разломы в русской душе, жаждущей ввержения в пучину первобытного водного хаоса, для того чтобы в нем обрести опору, утвердиться на краеугольном камне веры.

Следовательно, сама «водно-каменная» семантика имени Петр (его внутренний энергетический смысл) определяла пространственную телеологию путешествия Петра по Северу, во время которого он постоянно «встречается» со своими «тезоименными» ландшафтными копиями, которые в природных формах камня и воды воспроизводят иконографию имени царя-культуртрегера. Не случайность, но «синонимическая» запрограммированность подобных «встреч» Петра и камня настойчиво акцентируется в исторических преданиях Русского Севера, излагающих религиозно-мифологическую версию культуртрегерского похода царя по землям Северной Руси.

Культуртрегерское путешествие Петра по Русскому Северу, отмеченное каменными знаками его судьбы, завершается на берегах Невы, воплотившись в статуарный образ Медного всадника. В северорусских исторических преданиях, интерпретирующих этот образ, Петр предстает не как «Медный», но как «Каменный» всадник: «Будучи необыкновенно одаренным и сильным, а в то же время и слишком самоуверенным, Петр раз похвалился, что на коне своем перескачет через какую-то широкую реку, но как бы в наказание за похвальбу он тут на коне и окаменел в то самое время, когда конь передними ногами отделился уже для скачка от земли, Петр Первый за Неву ладил перескочить, да змея за хвост коня захватила — не дала перескочить. Так Петр Первый и остался стоять на берегу Невы окаменевши...»⁶.

В скульптурном образе Медного (Каменного) всадника предельно полно выражено существо «петровской идеи», опирающейся на архаичный фундамент основного мифа, сюжет и мотивы которого для Петра были не какой-то отстраненной фольклорной «досюльщиной», но составляли злободневное средоточие его личностного бытия, всей исторической драмы России эпохи великих космологических преобразований. Драматизм, в форме поединка изначально укорененный в сюжете основного мифа, существенно усилен в его русском «изводе», поскольку для русской религиозно-мифологической традиции было характерно неразличение, смешение верхнего и нижнего планов мироздания, героя и антагониста космического поединка. Амбивалентность русского космоса закреплена в водно-каменной семантике двойного имени Симона-Петра, который, «подобно Николе, может выступать в качестве христианского заместителя противника бога Громовержца»⁷.

Как противник громовержца Петр связан с хтонической водной стихией, и в евангельском образе Симона он является покровителем рыбаков. «Считает памятующая евангельскую повесть народная Русь рыболовство апостольским делом; отдают себя наши поречане-паозеры под надежную защиту галилейских рыбарей, сделавшихся по слову Божию — ловцами человеков. Св. апостол Петр принимается русскими рыбаками и рыбопромышленниками за своего исконного покровителя. <...> Почти в каждом летнем жилье рыбачьей артели можно найти образ святого покровителя рыболовов. Петров день (29 июня) повсеместно слывет рыбачьим праздником: так заведено на Руси со стародавних времен»⁹. Двойственность «стихийной» природы Петра (камень и вода) воплощена в статуе Медного всадника, в архитектонике Петербурга, в самом «петербургском мифе», суть которого Г.Л.Тульчинский образно и емко определил как «крепость гнилого камня». Петербург — «каменный город. Но его камень — не скала, неподвижная твердь и опора, а нечто зыбкое, камень на болоте. По финской легенде, приводимой Одоевским, при строительстве города закладные камни уходили в топь, пока Петр не простер ладонь, на которой потом и был выстроен город. Ладонь потом была убрана, а город остался. Город без фундамента, без основания. Его камень — подвижен. <...> Петербург — камень, который вода точит. Его земля — „мать сыра земля“, сыра до слякоти, до топи, до испарений»⁸.

Петербург, развернутый из тела «строительной жертвы» (Петра), — это город камня, но камня, покоящегося на воде, точнее, плывущего по безопорной, безосновной, беспочвенной водной стихии. В этом смысле Петербург изоморфен всей России, а петербургский миф о постоянной жизни на краю, на пределе, над бездной исчерпывающе раскрывает содержание «русской идеи» и состояние русской души. «Это жизнь на краю жизни и смерти, заглядывание в мир иной, поиски и надежда на обретение спасения: себя, России, человечества. Высшее напряжение сил — интеллектуальных и нравственных, экономических и физических, политических и просто —человеческих. Постановка предельных и запредельных вопросов, поиск ответов на них. Отсюда и особая роль Петербурга в становлении общественного сознания и личностных духовных биографий. Это город — испытание России и личности. Петербург — порождение русского самосознания и, как это ни звучит парадоксально, — „самый русский город“»¹¹. В этом смысле и Петр — «самый русский царь», который осознал водное (морское) предназначение России и вывел ее к морю, точнее, повернул (перевернул) русский народ к его родовым морским истокам. «Говорит, что начал впервые думать о море, когда прочел сказание летописца Нестора о морском походе киевского князя Олега на Царьград. Если так, то он воскрешает в новом древнее, в чужом родное. От моря через сушу к морю — таков путь России»¹⁰.

В своем стремлении сформулировать «российскую идею» Петр часто обращался к библейскому образу строительства Ноева ковчега — корабля спасения. Подобно своему ветхозаветному предтечи — кораблестроителю Ною, Петр строит корабль-ковчег России, которому предстоит вечное плавание по водам всемирного потопа. «Спасительное» одиночество Летучего Голландца превращает Россию в плавучий остров-камень, который не тонет, потому что он является краеугольным камнем веры и спасения. Эти сотериологические образы острова — корабля-камня, порожденные евангельским призванием Петра («И Я говорю тебе: ты — Петр (камень), и на сем камне Я создам Церковь Мою» (Мф. 16., 18), составили ядро символического фонда «петровского мифа», его ономастического пространства, отраженного в имеславии храмов и кораблей Русского Севера, в петровской семиотической революции поморского флота.

¹ Топоров В.Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд)//Естественно-научные знания в древности. М., 1981. С. 23.
² Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки концепции «Москва — третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 244.
³ Флоренский П.А. Имена// Опыты: историко-философский ежегодник. М., 1990. С. 362.
⁴ Криничная Н.А. Предания Русского Севера. СПб., 1991. С. 191.
⁵ Нестерова О.Е. Петр// Мифы народов мира. М., 1988. Т. 2. С. 307.
⁶ Криничная Н.А. Указ. соч. С. 219.
⁷ Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. М., 1982. С. 126.
⁸ Коринфский О.А. Народная Русь. Смоленск, 1995. С. 529.
⁹ Тульчинский Г.Л. Город-испытание// Метафизика Петербурга. СПб., 1993. С. 152.
¹⁰ Там же.
¹¹ Мережковский Д.С. Антихрист (Петр и Алексей). М., 1990. С. 414.

Терибихин Николай Михайлович

Родился в 1950 г. в Великом Устюге Вологодской области. Этнограф, культуролог, профессор Поморского государственного университета им. М.В. Ломоносова, доктор философских наук, кандидат исторических наук. Автор книг «Сакральная география Русского Севера», «Лукоморье». Специализируется в области философии культуры (этносемиотики) и сравнительного религиоведения (религии народов европейского Севера России).

Увидеть автора

Версия для печати