|
Информация путешественнику Достопримечательности Историческая справка Летопись Отражения Альманах «Соловецкое море» |
Альманах «Соловецкое море». № 2. 2003 г. Счастье — в преображении души Интервью с наместником Соловецкого мужского Спасо-Преображенского монастыря архимандритом Иосифом.
— В жизни человека все происходит или по воле, или по попущению Божию. В отношении меня я считаю, что это промысл Божий, так как мое назначение происходило не по моему желанию или нежеланию. Все решало Священноначалие. — Островные монастыри часто называют «Преображенскими» (Валаамский, Палеостровский, Соловецкий). Случайно ли это? — Я думаю, случайного нет ничего. Монастыри в труднодоступных местах, носящие названия «Преображенских», отражали намерение их первоначальников преобразить свою душу. Задачу и цель своей жизни — преображение своей души — они выражали в названии. В XV веке на эту тему была очень серьезная полемика. У Григория Паламы с монахом Варлаамом о дивном Фаворском свете, в котором предстал Господь своим ученикам. — Вы родом из центральной России, и уже десять лет наместник островного монастыря. Не могли бы Вы рассказать о Вашем отношении к мореплаванию? Вы ощущаете сопричастность моря житейского морю Студеному? — Я родом из средней полосы России, и море, с которым впервые близко познакомился, —это Белое море. Я видел его в разную погоду: в штиль, тихим и гладким, как зеркало, в котором отражается небо и всё вокруг, и в шторм. Довелось мне в непогоду ходить по водам. Пришлось познакомиться с морем, когда с него еще не сошел лед. Мы прошли несколько километров в сторону острова Топа по льду до салмы на Пасху. Остается побывать на дне. Но, разумеется, не в качестве утопленника. Особенно море величественно во время шторма. Чувствуешь себя тем, кто ты есть. Морская стихия, казалось бы, мягкая, жидкая, прозрачная, но настолько могучая сила! Много приходится переосмыслить, когда находишься в бурном море. Не зря наши предки говорили: «Кто в море не бывал, тот Бога не маливал»... На катере еще сознаешь себя в относительной безопасности, а когда идешь на небольшом суденышке и в приличный шторм, тут уж молится все твое существо. — Многие паломники и туристы, приезжая на Соловки, осознанно или неосознанно ищут возможность осмысления своего жизненного пути, изменения в себе, духовного делания. К сожалению, Соловки почти недоступны для людей с малым достатком, желающих добраться сюда не для развлечения, а по душевной заботе. Воспринимаете ли Вы это как проблему? — Нет. Дороговизна не может служить для человека препятствием попасть туда, куда человек желает. Наши предки были не намного богаче в ХV веке и до начала ХХ века, когда приезжали сюда со всех концов страны. Если мы сейчас перемещаемся на скорых, на пассажирских поездах, то им приходилось передвигаться на гужевом транспорте, пешком. Мы привыкли к комфорту. Нас избаловала цивилизация. Когда у человека есть внутренняя потребность, его ничто не остановит, ни одно препятствие. Если у человека есть огромное желание попасть к Соловецкой святыне, то он попадет. Нужно иметь одно-единственное — желание. И Господь будет помогать. Господь устраивал путь великому множеству людей. — Сколько паломников и откуда ежегодно посещают монастырь? — География мест очень разнообразна. Но я замечаю, к сожалению, очень мало паломников из Петербурга. В подавляющем большинстве — из Москвы, юга России, Украины, Молдавии, даже Румынии. Я поражаюсь выносливости молдавских паломников: в автобусе на 45 мест их приезжает 60 человек. Они преодолевают все сложности дороги. И здесь они очень неприхотливы. Приезжают с запада Белоруссии, из Литвы, Эстонии. Приблизительно за это лето в монастыре побывало около пяти тысяч паломников. — С Вами заранее договариваются? — Да. Сейчас у нас идет обмен корреспонденцией по факсу. Нам присылают письма с просьбой посетить монастырь. Мы направляем ответ и просим затем подтвердить намерение. У нас составляется заранее график заезда. К сожалению, в настоящее время в монастыре нет возможности разместить большое количество гостей. — Паломников, до революции приезжавших в монастырь, кормили, на обратную дорогу давали краюху хлеба. Многочисленные промыслы и ремесла монастыря были направлены на обслуживание богомольцев, но в конечном итоге, богомольцы в XIX веке приносили монастырю возможность безбедно жить и славить Господа. — В XIX веке в монастыре было три гостиницы: Преображенская I-го класса, Петербургская II-го класса и Архангельская III-го класса. И плата в них была различная. У нас сейчас такой возможности нет. У нас есть пока один этаж в корпусе для трудников. Мы на таких условиях договариваемся с паломниками: людей, которые намерены трудиться в монастыре, кормим бесплатно. Те паломники, которые желают знакомиться с островом и не участвуют в работе, послушаниях, материально компенсируют проживание и питание. — Сколько трудников бывает за сезон? — В летний период очень много. Сейчас видов работ немало: это и сенокос, и заготовка дров, и обустройство территории. Летом подсчитать количество очень сложно, а зимой у нас бывает до 20 человек трудников, и некоторые из них впоследствии становятся послушниками. — Крестьяне, как правило, по обету трудились на обитель, а сейчас какие мотивы ведут людей в монастырь? — Самые различные. Одних — глубина веры, других — безысходность. Последнее время одна из причин — наркомания. Пострадавших от этой страсти, бича XX века, родители привозят сюда. Но на сегодняшний день, к великому сожалению, могу сказать, что ни одного человека, который погряз в наркомании, не осталось в монастыре. Как правило, они какое-то время выдерживают, а потом уезжают. Бывших наркоманов не бывает. При малейшей депрессии болезнь возвращается. — Соловецкий монастырь был мужицкой обителью, воплощенным раем для крестьян, которые приезжали сюда молиться, учиться разумно вести хозяйство. Кто в наше время становится насельником монастыря? — Есть и интеллигенция, но больше — из рабочего класса. В отличие от таких благополучных обителей, как Данилов монастырь, Троице-Сергиева Лавра, у нас физической работы очень много. — А численность соловецкой братии? Помнится, несколько лет назад у вас проживало 30 человек. — Сейчас у нас 40 монашествующих, 20 из них в священном сане и 20 пока еще не посвящены. Число послушников постоянно меняется. Часть людей находится на подворьях. — А где подворья? — В Архангельске, в Кеми, в Москве и в селе Фаустово Воскресенского района Московской области. При каждом подворье есть храм. Если раньше в Москве была только часовня в Китай-городе, то сейчас это храм с прилегающей территорией и постройками. Поскольку в настоящее время народ невоцерковленный, главная задача подворья — это организовать церковную жизнь, воцерковить народ, а все остальное приложится. Необходимо вдохнуть в души людей дух жизни. Если души в человеке нет, то тело может только разлагаться. Главное отличие монастыря от архитектурного комплекса в том, что все храмы живут и дышат тем, чем они должны дышать, — не сигаретным дымом, а кадильным ладаном, не перегаром, а дыханием молитв. Тогда есть монастырь. Центр монастырской жизни — это суточный круг богослужений. Это ось, вокруг которой вращается всё. В городе Архангельске — подворье на своем историческом месте. Кемское подворье находится в поселке Рабочеостровске в здании бывшего клуба. Подворье в с. Фаустово тоже на его историческом месте. В настоящее время там два храма: надвратная церковь Зосимы и Савватия Соловецких и рядом большой двух-этажный храм: на первом этаже церковь Благовещения Пресвятой Богородицы, а на втором — в честь Святой Живоначальной Троицы. — Как известно, в Соловецком монастыре было особое отношение к труду. Здесь можно было услышать поговорку: «Труд — та же молитва». Работа воспринималась как форма духовного деланья, и соловецкого монаха легко представить с киркой, с лопатой, с подойником или же на палубе судна. Сейчас какие формы хозяйственной деятельности освоены монастырем? — Помимо необходимых хозяйственных дел (питание, уборка помещений), в монастыре есть свое хозяйство, состоящее из десятка коров, огородов. Около шести лет существуют теплицы в Савватьевском скиту. Несколько лет мы питаемся летом и заготавливаем на зиму огурцы, не покупая их. Зелень к столу растет на территории монастыря. — А Вы планируете развивать морские промыслы, рыболовство? — Я бы с удовольствием, если бы появился хоть один человек, который взялся отвечать за свое дело со всей серьезностью. Думаю, что со временем Господь пошлет человека, который возглавит рыбную ловлю. Ведь рыбу ловить — это не суп за столом есть. Надо в душе быть рыбаком, а это обязывает иметь очень большое терпение, огромную выносливость и немалую физическую силу. — То есть много зависит от личности? — Прежде всего. — А сейчас из каких судов состоит флот Соловецкого монастыря? — Флот у монастыря невелик. Все суда носят имена святых: катера для пассажирских перевозок названы «Святитель Николай» и «Святитель Филипп». Для перевозки груза — самоходная баржа «Преподобный Зосима» и три плашкоута водоизмещением два по 40 и один 60 тонн. В Голгофо-Распятском скиту на острове Анзере есть тоже самоходная баржа «Голгофа». — Вы планируете развивать флот? — Это нельзя делать искусственно. Можно, конечно, набрать огромное количество металлолома (отечественные суда нужного нам класса никто не выпускает, зарубежные — очень дорогие), а что с ним делать потом? Суда «Святитель Николай» и «Святитель Филипп» — 70-х годов постройки. Оба они были далеко не в лучшем состоянии. Баржу мы брали вообще списанную, один плашкоут тоже. Они были в жутком виде. Немало пришлось приложить усилий, чтобы их привести в соответствующее правилам пользования состояние. Сейчас очень высокие требования к техническому оснащению судов, и мы проходим регистр по полной программе. — Как Вы относитесь к перспективам судо-строения на Соловках? С помощью научно-реставрационного кооператива «Палата» Товарищество Северного Мореходства организует реставрацию амбара для гребных судов, в первом ярусе которого мы планируем построить эллинги для традиционного судостроения. — Судостроение на острове надо воспринимать так же, как ложку за обедом. Живя на острове, нельзя быть непричастным к строительству судов, начиная с самых маленьких и кончая большими. И то, что здесь будет организовано вами, я ставлю себе в укор. По большому счету судостроением должен заниматься монастырь. Но слава Богу, что есть люди, которые взяли на себя тяготы нелегкого дела. Я от всей души этому рад и благодарен. Более всего меня радует то, что не преследуются корыстные цели, как это принято в настоящее время. Мне довелось пообщаться с детьми, которые занимаются в мореходных классах Товарищества Северного Мореходства, и меня это очень порадовало, потому что многие дети — из неблагополучных семей. Я думаю, что в будущем занятие мореплаванием даст им возможность найти себя. — Сейчас монастырь получает дотации от Московской Патриархии? Или он существует на пожертвования? — Дотации от Московской Патриархии монастырь не получает. Для обеспечения питанием братии, трудников, паломников монастырю хватает своих средств, а что касается реставрации, то здесь нужны огромные деньги. Все, что мы делаем по реставрации, это, в основном, на пожертвования от поминовения и вкладов наших благотворителей. За десять лет существования монастыря такой широкий жест, как, например, восстановление иконостаса Спасо-Преображенского собора, — случай единственный. Пожертвований такого объема еще не было. — Насколько мне известно, ситуация с иконостасом сложна и симптоматична. Иконостас восстановлен, храм живет, но... Это событие показало, что возможно проведение реставрационных работ без должного контроля, что можно нарушить облик памятника, исказить его черты. Например, были срублены крюки, на которых держалось тябло XVI века, сняты и брошены древние плиты, покрывающие пол алтаря. Значит ли это, что каждый человек, имеющий деньги, может отремонтировать памятник всемирного значения так, как он хочет, ни с кем и ни с чем не считаясь? — Это рассуждения тех, кто не ходит молиться в храм. Я знаю людей, которые плакали от радости при виде нового иконостаса. И многие расценивают его появление как свершившееся чудо. В нашей земной жизни все, абсолютно все, имеет две стороны: положительную и отрицательную. В Спасо-Преображенском соборе за всю историю монастыря было три иконостаса, совершенно различных по стилю. И на сегодняшний день я рассматриваю этот новый иконостас как иконостас действующего храма. Дорога для восстановления прежнего иконостаса не закрыта. Новый иконостас вечным быть не может. Особенно качество столярных работ не может сравниться с качеством в минувшие века. Многие выражают недовольство по поводу устройства иконостаса, но, почему-то понося выполненную работу, не хотят видеть, что в соборе над алтарем протекает кровля. Стена Архангельского придела, примыкающая к собору, вся мокрая от кровли до подклета. Та же проблема стоит сейчас с Успенской церковью. Нужен иконостас в действующем храме. То же с Николь-ской церковью, с храмом на Секирной горе. В Никольскую церковь мы сейчас переместили временный иконостас из Спасо-Преображенского собора. Для чего мы все это делаем? Да хотя бы для того, чтобы девчата-экскурсоводы музея не использовали алтарную возвышенность для рассказа о храме. На увещания не заходить туда они отвечают: «А нам можно!» И ждать, пока наши специалисты восстановят подлинные иконостасы, мы не можем. Я вынужден идти по простому пути: использовать иконы, отпечатанные типографским способом. Чтобы заходящий в церковь человек чувствовал, что это храм, а не просто памятник архитектуры. Я тоже хотел бы видеть нетронутым то, о чем скорбят реставраторы. Монастырь готов объединить усилия с теми, у кого есть финансовые возможности, и восстановить все в былом благолепии. Надо учитывать и то, что в прошлой жизни монастыря не все было идеально и хорошо, но говорить сейчас только об этом, тоже не совсем правильно. Негативные стороны есть, и к осмыслению их надо подходить разумно. — На отрицательных сторонах жизни монастыря, безусловно, нельзя делать акцент. Построить что-либо новое можно лишь на основе положительного идеала. Но замалчивать недостатки тоже не стоит. — Так-то оно так. Но одно дело, когда человек уже имеет свои религиозные ценности, а другое — когда он только-только приходит в церковь, сталкивается с негативными сторонами и смотрит на церковь, как на обычный человеческий институт. Не на общество людей, соединенных одной верой, а как на один из социальных институтов. Жизнь в храме или в монастыре выстраивается, прежде всего, вокруг души человеческой. — Чем больше человек делает усилий по самовоспитанию, тем труднее внешние препятствия, которые ему приходится преодолевать. Почему? — Многие святые отцы говорят, что всякое доброе дело сопровождается искушениями. Доброе дело без искушений не проходит. — Значит, чем ближе человек к Богу, тем сильнее искушения? — Обязательно. Самого Христа искушал дьявол. У нас в монастыре был один год очень тяжелый: ушло несколько человек трудников и послушников, была попытка самоубийства. Когда я приехал на именины Святейшего в Москву, встретился с одним известным протоиереем. Он мне: «Что-то ты, отец Иосиф, грустный?» — «Батюшка, столько искушений, просто сил нет!» — «О! Это первый признак, что есть духовная жизнь в монастыре. А что врагу было бы делать, если вы исполняли бы его волю?» — На Соловках сейчас сосуществуют три власти: администрация, музей и монастырь. Удается ли Вам находить возможность согласовывать действия для общего блага и решения насущных задач? — Задача церкви — вносить мир в сердца людские. И, безусловно, человек, который стоит у власти и облечен в священный сан, обязан быть миротворцем и сам исполнять заповеди. Мне после десятилетнего здесь пребывания не стыдно посмотреть в глаза ни одному руководителю. Когда к человеку относишься положительно, то отдача бывает гораздо больше, чем если пользоваться силовыми методами. Удается ли мне отстоять интересы монастыря? Сразу скажу — не всегда. — В соловецкой жизни можно наблюдать сов-мещение священного и мирского. Это в значительной степени связано с безмерно возрастающей властью денег. — Проблема очень серьезная. Не только для Соловков, но и для России. Продается всё, что можно и нельзя. Продается очень пошло, дешево и безобразно. Да, при монастыре до закрытия тоже было многое платным, но он был единственный хозяин. Любая копейка, которая приходила в монастырскую казну, вкладывалась в созидание. Сейчас же существует несколько структур власти. На моей памяти здесь это уже третий глава администрации и восьмой директор музея. Частая смена руководителей ни к чему хорошему не приводит. Коммерциализация опасна. Святые отцы говорят: «Корень всех зол сребролюбие есть». И деньги, к великому сожалению, закрывают глаза на всё: на стыд, на совесть, на человеческие взаимоотношения. Многие голос совести стараются заглушить громкой музыкой. Оглушительные звуки забивают все тонкие человеческие чувства. Ритмы будоражат внутреннее состояние человека. Посмотрите, что происходит на Соловецком причале! Жуткое зрелище, когда подплывает судно с паломниками, и первое что видят верующие — это мангал и торговые палатки. Идет Успенский пост. Они едут помолиться — и вот их встречают зрелища такие, каких они здесь не ждут. Когда подплывают ближе, грохочет магнитофон. Если посмотреть на это с эстетической точки зрения, то разве огромный ансамбль XVI века сочетается с полиэтиленовыми палатками на его фоне? Могучие стены из валунов, а рядом — трепещущие от ветра зеленые палатки. Высокая молчащая колокольня и джазовая музыка. Для паломника весь остров — святое место. И когда он видит такое, то для него это плевок в его душу. — А чем паломник от туриста отличается? — Турист нередко приезжает сюда с наушниками в ушах и плеером в кармане. Для него есть возможность здесь «оттянуться». Как они сами говорят, Соловки имеют «особую ауру». «Аура» для них — это возможность выпить, погулять и быть ненаказуемым. А период подвижнической жизни монастыря, период многострадальных лет лагеря, тюрьмы — все это ни во что не ставится. Главное для них — служение Бахусу. Я удивился, когда под Секирной горой стали продавать пиво. С этим местом на Соловках связано очень много исторически. В первую очередь — это колыбель Соловецкой обители. В лагерный период это место стало для заключенных зловещим. Слово «Секирка» означало почти что смерть. И теперь для туристов устраивается место тризны выпить бутылку пива и пустую тару бросить у подножия поклонного креста. — Будучи экскурсоводом, я с прискорбием замечаю, что несмотря на увещевания, за туристами остается шлейф бумажек, бутылок, пакетов. Иногда удается объяснить людям, куда они приехали. Но перспектива развития массового туризма озадачивает. Увеличена взлетная полоса аэродрома, строятся новые гостиницы. Вроде бы все правильно и хорошо, но сможет ли архипелаг вынести громадный наплыв гостей, из которых большинство ведут себя как хозяева, не сознают, куда приехали. Уже сейчас можно видеть апокалипсические картины: возле свалки ветер разметает по лесу груды полиэтилена, около Филипповской пустыни — пустыня. Как Вы смотрите на эту проблему? — Я убедился в одном: всему бывает конец. Смотрите, в 80-е годы были выделены огромные средства для реставрации и для благоустройства острова. Сейчас все незаконченное строительство представляет собой руины: ПМК, пристройка к школе, очистные сооружения, промбаза. Вот результат. Хотят увеличить число посетителей Соловков до 50 тысяч, но не учитывается менталитет русского человека. Не надо его европеизировать, он никогда не был европейцем. Он будет брать с запада не лучшее, а всегда самое худшее и вносить его в жизнь, в обиход. — И таким хозяином, на Ваш взгляд, должен быть монастырь? — В настоящее время монастырь на острове многими руководителями рассматривается как совершенно бесправная структура, как пятое колесо в телеге. Властями монастырь воспринимается как временное явление. При этом население оказалось потенциальными заложниками второй половины XX века. Не зря это место было населено монашествующими на протяжении пяти веков. Условия здесь очень суровые. Например, встает проблема обучения детей: школа, а далее что? — Я обратил внимание, что с появлением монастыря люди, живущие на Соловках, стали особенно остро переживать борьбу добра и зла, света и тьмы. Требуется перестройка мировоззрения и однозначный выбор: за кого ты? И это не просто борьба на житейском, материальном уровне, это борьба на уровне духовном, метафизическом. Многие спиваются, накладывают на себя руки, кто-то бежит с острова. Жить на Соловках — жить на кладбище. А появление монастыря в первой половине XV в. здесь вполне естественно: еще Игнатий Брянчанинов писал, что «монахи — это неотпетые мертвецы». Соловки — инобытийное место. — Здесь был один хозяин — монастырь. И в результате огромное хозяйство, которое начало развиваться в XVI веке, из года в год крепло. А сейчас жизнь на Соловках похожа на калейдоскоп. Сегодня — новый глава администрации, завтра — новый директор музея. Если хотя бы все три руководителя работали в одном направлении, можно было сделать гораздо больше. — Многие историки отмечают, что здесь проигрываются ситуации, которые позднее воспроизводятся в России. Видимо то, как на Соловках будет складываться жизнь, можно рассматривать в качестве прогноза исторических путей нашего отечества. Поэтому особенно значимы затронутые Вами проблемы. Можно задать еще один, последний вопрос? Счастье возможно в земной жизни? — Чтобы ответить, надо определиться, что мы подразумеваем под этим понятием — «счастье»? — Счастье — при-частие. Момент соединения человека с высшим, момент истины, момент постижения и достижения цели, к которой человек стремится: то, что происходит сей-час, сию секунду. Счастье — понятие, имеющее духовный смысл. Если человек чувствует гармонию с Богом, с миром, с собою — вот это есть момент счастья, миг, в котором фокусируются настоящее, прошлое и будущее. — В принципе, да. Я ответил на этот вопрос, когда говорил о Преображении и Преображенских монастырях. Говоря обычным языком, монашествующие шли сюда за счастьем, и они его нашли, потому что счастье — это преображение души. Если бы это было невозможно, тут бы не было монастыря. Для человека верующего счастье — это быть причастным к Богу. У Чиркова есть воспоминания об одном священнике: «Барак пересыльного пункта (перпункт), где вновь прибывшие проходят карантин, был большой, с трехэтажными нарами. Наш этап разместился на нижних нарах, и только я забрался на третий этаж. Расстелив на досках пальто, улегся отдыхать. Стало тихо. Уставшие от бессонной ночи на пароходе, люди спали. Сквозь дрему я услышал тонкий жалобный плач. Отец Василий, священник из Рязани, с зеленоватой от старости бородой, стоял в углу на коленях, молился и плакал. Я не мог вынести и спустился утешить старика. Оказалось, он плакал от радости, что умрет не где-нибудь в тайге, а на земле, Зосимой и Савватием освященной». Для сильных духом, даже слабых физически, было счастьем умереть на Соловецкой земле. Многие, кто сейчас здесь трудится, благодарят Бога, что Он сподобил их прийти сюда и трудиться. Они считают себя счастливыми людьми. Господь говорит: «Царство Божие внутри вас есть». Если сказать кратко и емко, то счастье — это гармония внешнего и внутреннего в человеке, одухотворяемом Духом Святым. Царство Божие не может наступить вдруг помимо человека, оно возникает вначале в душе: небесное, духовное, святое, чистое. — Ваше Высокопреподобие, что бы Вы пожелали читателям и авторам «Соловецкого моря»? — Что может пожелать человек, облеченный в священный сан? Безусловно, это, прежде всего, — спасения души. В первую очередь тем, кто трудится над этим изданием, исполниться Благодатью Духа Святаго с тем, чтобы нести этот свет и каждому читателю. Образно говоря, хотелось бы, чтобы это издание Товарищества Северного Мореходства было тем ветром, который бы паруса душ человеческих нес к заветному берегу — Царствию Небесному. Беседу вел В. Матонин. Новое интервью с о. Иосифом читайте в третьем номере альманаха!!! |
О Товариществе Северного Мореходства Обзор прессы, аннотации Волны Ссылки Карта сайта Иллюминатор О сайте |
|||||||||